Молвил Карпов: я не кит в этом честь моя порука. Лёг на печку и скрипит. Карпов думал: дай помру-ка. Лег и помер. Стрекачёв плакал: Карпов табуретка то-то взвоет Псковичёв над покойным. Это редко. В ночи длинные не спится вдовам нет иных мужей череп к люльке не клонится мысль бродит веселей. Мысль вдовы:
Вот люди была я в ЗАГСЕ но попала с черного крыльца на кухню. А на кухне белый бак кипятился пак пак. <между январем и августом 1930>
«Двести бабок нам плясало…»
Двести бабок нам плясало корки струха в гурло смотрели триста мамок лех воскинув мимо мчались вососала хон и кен и кун и по все походило на куст вербин когда верблюд ступает по доске выгнув голову и четырнадцать рожек а жена мохнач Фефила жадно клебает гороховый ключ тут блещет муст пастух волынку рукой солдатскою берёт в гибких жилах чуя пынку дыню светлую морёт дыня радостей валиса гроб небес шептун земли змёзды выстрые колёса пали в трещину пали звезды пали камни пали дочки пали веки пали спички пали бочки пали великие цветочки волос каменного смеха жир мечтательных полетов конь бездонного мореха шут вороного боя крест кожаных переплетов живот роста птиц и мух ранец Лилии жены тюльпана дом председателя наших и ваших. Все похоже на суповую кость. 19 августа 1930
Вечерняя песнь к имянем моим существующей
Дочь дочери дочерей дочери Пе дото яблоко тобой откусив тю сооблазняя Адама горы дото тобою любимая дочь дочерей Пе. мать мира и мир и дитя мира су открой духа зёрна глаз открой берегов не обернутися головой тю открой лиственнице со престолов упадших тень открой Ангелами поющих птиц открой воздыхания в воздухе рассеянных ветров низзовущих тебя призывающих тебя любящих тебя и в жизни жёлтое находящих тю.
