дай мне зубки и свисток, дай мне ножку и графин, дай мне брошку и парафин. Тётя:
Ляг и спи, и види сон, будто в поле ходит слон, нет! не слон, а доктор Булль, он несёт на палке нуль, только это уж не по-, уж не поле и не ле-, уж не лес и не балко-, не балкон и не чепе-, не чепец и не свинья, — только ты да только я. Мыс Афилей:
Ах, как я рад и как счастлив, тётя, радости река, тётя, слива между слив, пожалейте моряка. Тётя:
Ну, влепи мне поцелуйчик прямо в соску и в ноздрю, мой бубенчик, херувимчик, на коленки посади, сбоку шарь меня глазами, а руками позади. Мыс Афилей:
Это, тётя — хм! — чудная осенила тебя мысль. Что ты смотришь, как Даная, мне в глаза, ища блаженство, что твердишь ты мне: «одна я для тебя пришла с вершины Сан-Бернара… — тьпфу! — Алтая, принесла тебя аршином…» Тётя:
Ну аршины, так аршины, ну с вершины, так с вершины. Дело в том, что я нагая. Любит кто тебя другая? Мыс Афилей:
Да, другая, и получше, и получше, и почище, посвежей и помоложе! Тётя:
Боже! Боже! Боже! Боже! Мыс Афилей (переменив носки):
Ты сама пойми, — я молод, молод, свеж, тебе не пара, я ударю, будто молот, я дышу — и много пара. Тётя:
Я одна дышу, как рота, но в груди моей мокрота, я ударю, как машина, куб навылет в пол-аршина. Мыс Афилей:
Верно, вижу, ты упряма, тётя, радости река,
