— Очень нравится, как же, — сказал Коля с тихою радостью в звуке голоса.
— Ну что ж, а долго ли тут побыть, — оживленно говорил Ваня, дергаясь худенькими плечиками, — хорошо, не хорошо, — поиграем да и в город, пыль глотать.
Коля молчал, и мысли его обратились к мамочке.
Мамочка любит Колю. Она — ласковая и веселая. Но у нее — своя жизнь. Она любит быть с веселыми молодыми людьми, которые приходят часто, смеются, разговаривают бойко и шутливо, ласкают Колю, иногда подшучивают над ним, — побыть с ними Коле не скучно, он же и сам веселый, разговорчивый и доверчивый, — но они — чужие, далекие и словно заслоняют мамочку от Коли.
— Однако, не ловится, — сказал Ваня. — Да и домой пора. Приходи к вечеру на опушку.
— Ладно, — сказал Коля.
Мальчики понесли ведерки и удочки домой. Они проходили по деревенской улице. Дома стояли тесно и казались бедными и неряшливыми. За ними шумела река. Крестьянские ребятишки, грязные и лохматые, играли у домов, ругались грубыми и страшными словами и плакали. Столь красивые почти у всех детей руки и ноги были так у них грязны, что жалко и противно было на них смотреть.
У одной из дачек на скамеечке сидел любопытный господин в синей рубашке под сюртуком и в высоких сапогах. Он расспрашивал всех прохожих.
— Много наловили? — спросил он у Коли.
Коля доверчиво показал ему свою жестянку с рыбками.
— Не много, — сказал господин. — А вы где живете?
— А вон там на горе, дача Ефима Горбачева, — сказал Коля.
— А, это Уфишка Горбачек, — сказал господин.
Коля засмеялся.
— Вы с отцом живете? — спрашивал любопытный господин.
— Нет, с мамочкой, — ответил Коля, — папа у меня в плаваньи. Он — флотский офицер.
— А ваша мама скучает? — спросил любопытный.
Коля посмотрел на него с удивлением, подумал.
— Мамочка? — сказал он медленно. — Нет, она играет. Вот скоро здесь будет любительский спектакль, так она будет играть роль.
Тем временем Ваня прошел несколько дальше, потом вернулся.
— Ну, пойдем, что ли, — сказал он Коле, сердито поглядывая на любопытного господина.
Мальчики отошли. Ваня сказал, странным движением плеч и локтей показывая назад, на любопытного барина:
— Этот барин всех расспрашивает, — сволочь ужасная. О родителях, обо всем, — должно быть, в газетах пишет. Я ему здорово наврал.
В прозрачных, острых Ваниных глазах опять загорались янтарные искорки.
— Ну? — смешливо протянул Коля.
— Я ему сказал, что мой отец в сыскной полиции служит, — рассказал Ваня, — он меня теперь страх как боится.
— Почему? — спросил Коля.
— Я ему сказал, что отец одного мошенника здесь высматривает, ну, он и боится.
— Да разве он мошенник? — смешливо спросил Коля.
— А я ему приметы такие сказал, на него похожие, — объяснил Ваня, — ну, он и боится.
Мальчики смеялись.
Дошли до Ваниной дачи и стали прощаться.
Ванина мать стояла в саду и курила, подбочась. Она была высокая, толстая, красная, и на лице ее лежало тупое и важное выражение, какое часто бывает у привычных курильщиков. Коля боялся Ваниной матери.
Она строго посмотрела на Колю, и Коле стало неловко.
— Так приходи, — сказал Ваня.
Коля проворно побежал домой.
— Приятели, — сердито сказала Ванина мать, — обоих бы вас…
Не было никакой причины сердиться, но уже она привыкла сердиться и браниться.
После обеда мальчики опять сошлись, на большой дороге, там, где она входит в лес.
— А знаешь что, — сказал Ваня, — надо тебе показать одно местечко.
Доверчивые Колины глаза вдруг засветились любопытством.
— Покажи, — с восторгом промолвил он, заранее чувствуя радость чего-то таинственного и необычайного.
— Я знаю такое место, где нас никто не найдет, — сказал Ваня.
— А мы не заблудимся? — спросил Коля.
Ваня посмотрел на него презрительно.
— Боишься — не ходи, — пренебрежительно сказал он.
Коля покраснел.
— Я не боюсь, — сказал он обидчиво, — а только если мы долго проходим, так животы подведет.
— Не подведет, это недалече, — уверенно сказал Ваня.
Мальчики побежали в лесную чащу.
Место быстро становилось темным и диким. Стало тихо, — и страшно…
Вот и берег широкого и глубокого оврага. Слышалось, как звучал внизу ручей, но ручья сверху из-за чащи было не видать, и казалось, что туда никак нельзя пробраться. Но мальчики полезли вниз к ручью. Спускались, цепляясь за ветки, порой скатываясь по крутому откосу. Ветки задевали, били по лицу. Густые, цепкие кусты приходилось с усилием разбирать руками. Много было веток сухих и колючих, и, опускаясь, трудно было оберечься, чтобы не расцарапать лицо или руки. Неприятная иногда липла паутина, густая и удивительно клейкая.
— Того и гляди разорвешься, — сказал Коля опасливо.
— Ничего, — крикнул Ваня, — не беда.
Он был далеко впереди, а Коля еле сползал. Чем ниже спускались, тем становилось сырее. Коле было досадно и жалко, что его желтые башмачки в мокрой глине и руки испачканы глиной.
Наконец спустились в узкую, темную котловину. Ручей плескался о камни и звенел тихою, воркующею музыкою. Было сыро, но мило. Казалось, что и люди, и небо — все высоко, высоко, а сюда никто не придет, не увидит…
Коля с огорченным лицом оглядывал, изогнувшись назад, свои штанишки. Оказалось, что они разорваны. Коле стало досадно.
«Что скажет мама», — озабоченно думал он.
— Не велика беда, — сказал Ваня.
— Да панталоны новые, — жалобно сказал Коля.
Ваня засмеялся.
— А у меня так вся одежа в заплатах, — сказал он. — Мне здесь хорошего не дают носить. Лес не гостиная, — сюда нечего, брат, новенькое надевать.
Коля вздохнул и подумал: хоть руки помыть.
Но сколько он ни плескал на них холодной воды, они оставапись красноватыми от глины.
— Липкая здесь она, глина-то эта, — беззаботно сказал Ваня.
Он снял сапоги, сел на камень и болтал в воде ногами.
— Разорвал одежду, испачкался, руки, ноги исцарапал, — говорил Ваня, — все, брат, это не беда. Зато ты не по указке, а что хочешь, то и делаешь.
И помолчав, он вдруг сказал, улыбаясь:
— Сюда бы на крыльях слетать, ловко было бы.
— Жаль, что мы не скворцы, — весело сказал Коля.
