после нанесения массированного авиаудара 30 ноября 1939 года «сталинскими соколами» по финским городам, многие журналисты сравнивали Президента Дудаева с финским маршалом Маннергеймом. Чеченский народ не хотел занять место, отведенное ему диктатором Ельциным.
А в далекой Японии появилась новая детская компьютерная игра «Штурм Грозного»: чеченцы с гранатометами уничтожают русские танковые колонны.
1 и 2 января продолжались небольшие бои на окраинах Грозного. Оторвавшиеся от своих танки, блуждали по городу в густом тумане, стреляя по своим и чужим. Стрельба продолжалась, то вспыхивая, то затихая. Более ста пленных русских солдат привели в Реском.
Информация, которую дали россиянам, была более чем успокаивающая. Показали старые кадры города Грозного, не разбитого бомбами. Шел белый снежок, закутанная в платок женщина везла на санках ребенка. Грачев заявил, что до разоружения последних бандформирований осталось 5–6 дней, два солдата погибли, мирное население получает российскую гуманитарную помощь. Но когда выступили депутаты, свидетели штурма Грозного, и показали отснятые там кадры, правда прозвучала, как гром среди ясного неба. Главнокомандующий Павел Грачев полностью дискредитировал себя новогодним наступлением.
Президент Джохар Дудаев уже в который раз предложил России провести переговоры о мире, выводе российских пленных и окруженных военных группировок. Потрясенная Россия увидела сотни разбитых танков и обгоревшие трупы своих сыновей, российских солдат на чеченской площади Свободы. И последние кадры: большая неразорвавшаяся бомба лежит рядом с поломанной скамейкой, на которой перед Рескомом сидит пожилая русская женщина. Отрешенное выражение ее лица свидетельствовало о том, что она полностью отключилась от внешнего мира.
3 января фракция Гайдара пикетирует управление ФСК. В Петербурге демократы предлагают не платить налоги федеральным службам, деньги идут на войну в Чечне! Разгоняемые омоновцами российские матери митингуют на Красной площади. Правозащитнику Сергею Ковалеву, добровольно оставшемуся в Грозном, предлагают присудить Нобелевскую премию, он стал «человеком недели». Германия обратилась к России с обращением прекратить кровопролитие в Чечне. США грозится лишить Россию обещанных 13 миллиардов долларов, в получение которых россияне, впрочем, мало верят. Интересно, а что с нами стало бы, если бы федералы победили? Победителей в этом мире не судят… Почему? Боятся?
Вечером на Кремлевской площади прошел траурный митинг. Чеченские матери добрались до Москвы, встретились с российскими матерями и вместе с демократами собрались перед Кремлем. В руках у них свечи, горящие в темной январской ночи тонкими желтыми языками пламени. Как живые души, они трепещут на ветру, улетают, гаснут, наступает темнота и… пустота. Как похоже на строки из моего новогоднего стихотворения: «Они словно пламя свечи на ветру…»
7 января это стихотворение было опубликовано в газете «Аргументы и факты». Джохар исполнил свое обещание, 1 января передал его российским журналистам. 4 января должны приехать 100 российских матерей, чтобы отыскать своих сыновей среди пленных, похоронить мертвых, тела которых уже три дня лежат на улицах и площадях распростертыми на снегу. Их начали есть голодные, беспризорные собаки и кошки.
Погибло очень много знакомых и незнакомых молодых ребят и родственников, хозяева нашего дома не успевают посещать все «тезеты» (похороны). Каждый знавший погибшего должен прийти. Приносят деньги, кто сколько может. На эти деньги покупают корову, утром режут на куски и раздают самым нуждающимся семьям в селе. А вечером режут вторую корову для стариков, которые будут молиться за погибшего (молд), и угощать всех, кто пришел в этот траурный день.
Российские матери стоят в Назрани и Моздоке, их не пропускают… Старопромысловская трасса через Катаяму загромождена разбитыми танками, устлана трупами убитых солдат. Ее называют «дорогой смерти». Перед въездом в город «шутники» повесили огромный красный плакат с «приглашением». «Добро пожаловать в Ад». Не знаю, улыбаются ли ему федеральные «гости», но от этих слов становится жутко. Плакат никто до сих пор не снял. Он соответствует истине…
Договорились о двух днях перемирия — оно соблюдалось только 2 часа, трупы убрать не успели, начался артобстрел. В ответ на предложение Джохара о начале мирных переговоров российские военные предъявили ультиматум о сдаче «бандформированиями» оружия. Председатель Государственной думы Николай Рыбкин сделал неожиданное заявление: «Не пачкайте правительство в грязи! Виноваты те, кто не занялся Чечней раньше. В любом городе на территории России, будь то Петербург, Чебоксары или Москва, будет с банформированиями то же самое, что и в Чечне». Что же тогда останется от России и от ее армии? Пятилетняя маленькая девочка на вопрос журналиста о Президенте ответила: «Президент Ельцин — плохой, потому что убивает чеченцев, и хороший, потому что нас еще не убил!»
Президентский дворец на площади Свободы стал символом сражающейся Ичкерии. Его уничтожают из всех видов оружия и никак не могут уничтожить российские ястребы — бомбардировщики, артиллерийские орудия, «Грады» и танки. От одной глубинной многотонной бомбы, пробившей все 9 этажей и бетонные перекрытия, погибло сразу 40 человек в подвале — пленные и раненые, вместе с медсестрами. Другая точно такая же бомба, не разорвавшись, застряла, повиснув в одном из перекрытий. На нее ходили смотреть, удивляясь огромной величине, защитники дворца и журналисты.
Штаб Президента решили перенести в другое, более безопасное место. Джохар долго отказывался, но его соратники настояли на своем решении: «Нельзя рисковать делом Свободы. Что будет с республикой, если мы все сразу погибнем?» Он перебазировался только после долгих уговоров. Во дворце остались верные друзья и товарищи: Аслан Масхадов, Зелимхан Яндарбиев, президентская гвардия и ополченцы.
Все мосты и подходы к дворцу находились под непрерывным огнем русских. Минометно- артиллерийским обстрелом уничтожались все машины с боеприпасами и продуктами, пробивающиеся к защитникам дворца. Раненых и убитых вывозили по ночам. И, тем не менее, осажденный российскими войсками дворец с огромным риском для жизни посещали отчаянные добровольцы. На уазике с продуктами и боеприпасами, под свистящими пулями, прорывался туда несколько раз Магомет Хачукаев. Пробились к осажденным Хамад Курбанов и Тамерлан-Кунта, сын Абдурахмана Авторханова с журналистом Матэ Цихелашвили, украинская делегация Михаила Ратушного и Мария Базелюк.
Картины и музейные исторические ценности не были вывезены из Грозного. Когда Джохар узнал, что они разворовываются федералами и увозятся в Россию, то он заявил, что после войны российское правительство должно будет их вернуть.
Глава 27
Рубати оказалась на войне случайно. После очередной танковой атаки за ней заехал муж, не так давно ушедший в ополчение, и увез жену помочь тяжелораненым. Медицинского персонала катастрофически не хватало. Наспех одев полугодовалого сына, Рубати отнесла его к соседке, русской бабушке. «Я скоро», — пообещала она, но вернулась только через две недели. Русские солдаты сожгли ее дом и расстреляли бабушку вместе с шестимесячным ребенком. Похоронив их рядом с пепелищем, на соседнем поле, она ушла через горящий город обратно на позиции.
За очередной группой раненых в осажденный и насквозь простреливаемый Президентский дворец прорвалась санитарная машина Рубати. Она с водителем зашла к Зелимхану в кабинет, в соседней комнате был Джохар. Охрана ее остановила: «Не зайдешь!» «А я закричу, он меня услышит и выйдет». Вдруг дверь открылась, на пороге стоял Джохар. Рубати кинулась к нему:
— Джохар, у нас беда! Нашу «санитарку» подбивают то наши, то русские.
— Почему?
— У нас украли флаг ополченцы, из-за этого нас теперь не узнают.
Джохар забрал свой флаг у охраны и передал Рубати. Этот флаг, подаренный Джохаром, многие пытались украсть, но Рубати с Умаром Исиевым охраняли его и пронесли через всю войну. Когда во время боя санитарная машина-вездеход с ранеными загорелась, Рубати в первую очередь схватила этот флаг, потом прыгнула к раненым и начала их вытаскивать, чтобы не сгорели. «Умар, помоги!» — крикнула водителю, но он не услышал. Подошла к Умару, он уже горел. Умирая, перед смертью, еле шевеля
