была готова.
Тем же самым манером Под проделал теперь несколько отверстий вдоль верхнего края ботинка, так что в случае необходимости они могли зашнуровывать его на ночь… как застегивают клапан у входа в палатку.
Затащить пустой ботинок наверх было нетрудно, но вот втиснуть его в нишу и положить в нужном положении оказалось хитрым делом и потребовало искусного маневрирования. Наконец с этим было покончено, и они облегченно вздохнули.
Ботинок лежал на боку, подошвой к задней стенке пещеры, верхним краем наружу, так что ночью они смогут вовремя заметить любого, кто потревожит их покой, а утром на них упадут первые лучи солнца.
Под вбил несколько гвоздей в идущий вдоль правой стены корень, похожий на полку (почти вся левая сторона пещеры была заслонена ботинком), и повесил на гвоздь свои инструменты: половину ножничек для ногтей, детский лобзик, молоток (язычок от электрического звонка) и обломок лезвия от безопасной бритвы.
Над этой полкой в песке было углубление, которое Хомили могла приспособить под кладовую, места там было с избытком.
Когда Под поставил более длинную шляпную булавку возле входа в пещеру — самая выгодная стратегическая позиция, сказал он (булавку покороче, добавил Под, надо оставить в ботинке на случай «ночных тревог»), они почувствовали, что на сегодня сделали больше, чем можно, и, хотя они очень устали, были собой довольны, ведь их труды не пропали даром.
Ой, спина! — простонала Хомили, потирая поясницу. — Давайте немного отдохнем и полюбуемся видом.
И было чем полюбоваться. Освещенное полуденным солнцем поле было видно до самого конца. Из дальней купы деревьев вылетел фазан, и, громко хлопая крыльями, полетел налево.
— Мы не можем тут долго рассиживаться, — сказал немного погодя Под, — нам надо еще выкопать тайник.
С трудом поднявшись с земли, они взяли половинку ножниц один из походных мешков — мало ли что могло попасться им по дороге — и спустились в ров.
— Ну ничего, — утешал Под Хомили по пути, — зато потом сразу ляжем спать. И тебе не надо ничего готовить, — добавил он.
Но для Хомили это было плохим утешением. Она вдруг почувствовала, что не только устала, но и голодна. Только почему-то, — подумала она хмуро, — мне не хочется орехов.
Когда они подошли к тому месту, где лежали орехи и Под срезал первые куски дерна, чтобы добраться до земли (для него это было не легче, чем нам корчевать кусты или вырывать с корнем траву в пампасах), Хомили немного ожила, намереваясь доиграть до конца свою роль мужественной помощницы. Ей никогда не приходилось копать землю, но это ее не пугало, даже наоборот. В этом диковинном мире возможны любые чудеса, вдруг у нее (кто знает?) окажется какой-нибудь новый талант.
Копать пришлось по очереди, ведь у них была на троих одна половинка ножниц («Не горюйте, — сказал им Под, — завтра смастерю из чего-нибудь лопаты»).
Вдруг раздался громкий визг — это Хомили впервые в жизни встретилась с червяком. Он был с нее величиной, даже больше, она увидела это, когда он выполз из земли.
— Хватай его! — закричал Под. — Он тебя не укусит. Надо привыкать.
И еще до того как Арриэтта (которой червяк тоже не очень пришелся по вкусу) успела предложить свою помощь, Хомили, напрягшись всем телом, схватила извивающегося червяка и с каменным лицом выкинула его из ямы: червяк тут же благодарно уполз в траву.
— Тяжелый, — заметила Хомили и, не прибавив больше ни слова, снова принялась копать.
Правда, — подумала Арриэтта, — она выглядит бледней, чем обычно.
После третьего червяка Хомили стала обращаться с ними с профессиональной небрежностью опытных заклинателей змей. Казалось, ей просто надоело, что они ползают у нее под ногами. Арриэтта была потрясена. Однако когда Хомили выкопала многоножку, ее спокойствие как рукой сняло. Хомили не только закричала во все горло, но взбежала, подняв юбки, до середины насыпи и, взобравшись на плоский камешек, принялась что-то быстро и невнятно говорить. Спустилась она лишь тогда, когда Под, пощекотав извивающееся чудовище кончиком ножниц заставил его сердито ретироваться в кусты.
Часть орехов они захватили с собой на ужин. Трех ядрышек, нескольких ягод лесной земляники, листика или двух кресса, вымытых в чистой воде, оказалось вполне достаточно, чтобы наесться, однако трапеза их была унылой. Чего-то недоставало. Сейчас бы съесть кусочек рассыпчатого печенья, выпить чашечку горячего сладкого чая! Но Хомили решила придержать последнее печенье на завтрак, а что до чая, то, по распоряжению Пода, он будет появляться у них на столе только по праздникам и при чрезвычайных обстоятельствах.
Однако спали они хорошо и чувствовали себя в безопасности под защитой дубового корня, да еще зашнуровав сверху ботинок. Было, пожалуй, чуть-чуть душновато, но зато стало куда просторнее, так как большая часть их пожитков была теперь сложена снаружи, в песчаной пещерке со стенами из корней.
Глава девятая
«Что посеешь, то пожнешь».
— Сегодня, — сказал Под за завтраком на следующее утро, — нам бы надо было пойти пособирать колосья. Вон там, в той стороне, лежит поле, где уже сжали пшеницу. Орехи и фрукты, конечно, хорошая вещь, — продолжал он, — но зимой нам понадобится хлеб.
— Зимой? — простонала Хомили. — Мы ведь собирались искать барсучью нору, если я не ошибаюсь? И, — добавила она, — кто будет молоть зерно?
— Ты и Арриэтта, — сказал Под. — Между двумя камнями. Это совсем не трудно.
— Еще немного, и ты предложишь нам добывать огонь трением палки о палку, — проворчала Хомили. — Как, по-твоему, я смогу печь хлеб без печи? И откуда мне взять закваску? Если хочешь знать мое мнение, — продолжала она, — ни к чему нам собирать колосья и пытаться печь из них хлеб, — все это ерунда. Нам надо совсем другое — положить в карманы по ореху, рвать ягоды, которые попадутся по пути, и как следует поискать семейство Хендрири.
— Будь по-твоему, — согласился, хоть и не сразу, Под и тяжело вздохнул.
Они убрали остатки завтрака, спрятали самые ценные вещи внутрь ботинка, зашнуровали его до конца, и двинулись вверх по холму, мимо ручья, вдоль живой изгороди, стоявшей под прямым углом к насыпи, на которой они провели ночь.
Утомительная это была прогулка. Единственное происшествие случилось в полдень, когда они отдыхали, весьма скромно перекусив перезревшими, водянистыми ягодами ежевики. Хомили, откинувшись спиной на насыпь и устремив слипающиеся глаза на землю, вдруг увидела, что она движется, течет вперед нешироким, но безостановочным потоком между бревном и камнем.
— Ой, батюшки, Под! — еле слышно сказала она, убедившись, что это не обман зрения. — Ты видишь то, что вижу я? Там, у бревна…
Под, следуя за направлением ее взгляда, ответил не сразу, и когда он, наконец ответил, голос его был чуть громче шепота.
— Да, — нерешительно сказал он, — это змея.
— Ой, батюшки… — снова прошептала, дрожа от страха, Хомили. Сердце Арриэтты бешено забилось.
— Не шевелитесь, — шепнул Под, не сводя глаз с непрерывной живой струи; казалось, ей не будет конца (Разве только, — подумала потом Арриэтта, — само Время замедлилось, как, говорят, бывает в
