вновь возникают, появляясь словно бы ниоткуда, и распространяются по плато, как пожар после продолжительной засухи; они звучат у лагерных костров, их шепотом рассказывают старики собравшимся в круг большеглазым ребятишкам.
Результатом такого разделения стало развитие уникальных политических структур, которые необходимо рассмотреть подробно, так как они играют серьезную роль в сегодняшней ситуации. Шанские княжества (к 1870-м годам их насчитывалось сорок одно) демонстрируют высочайший уровень политической организации, которая осуществляется благодаря строгой иерархии внутри системы местного права. В каждом из княжеств, на языке шан называемых муанг, правит саубва (транслитерация бирманского слова, которой я буду пользоваться далее в этом отчете). В непосредственном и полном подчинении саубвы находятся более мелкие подразделения, от округов до групп поселений и отдельных деревушек. Такая фрагментарная структура управления зачастую становится причиной междоусобных войн на плато Шан и не позволяет княжествам объединиться, чтобы сбросить бирманское иго. Здесь аналогия с разбитой вазой более чем уместна: точно так же, как осколки фарфора, оставшиеся от вазы, не могут удержать воду, так и отдельные части, на которые распалось целое государство, мало способны контролировать нарастающую в крае анархию. В результате большая часть сельскохозяйственных земель шанов оказалась в руках банд дакоитов (слово из языка хинди, обозначающее разбойников). Это еще одна серьезная проблема, с которой необходимо справиться администрации этого региона, помимо того что существует еще организованное движение сопротивления, известное как Лимбинский союз, о котором пойдет речь во втором разделе этого доклада.
В 1880 году возникло организованное сопротивление народа шан бирманской власти, которое существует до сегодняшнего дня. (Не забывайте о том, что в то время Англия контролировала лишь Нижнюю Бирму. Верхняя Бирма и Мандалай оставались под властью бирманского короля.) В указанном году саубвы княжеств Монгнай, Локсок, Монгпаун и Монгнаунг отказались явиться ко двору короля Тибо на торжественную новогоднюю церемонию для выражения ему своего почтения. Отряд, посланный Тибо, не смог захватить саубв зачинщиков. Затем в 1882 году отношения еще более обострились. Саубва Кенгтунга организовал удачное нападение на бирманского представителя в Кенгтунге. Вдохновленный смелым примером саубвы Кенгтунга, саубва Монгная со своими союзниками подняли открытый бунт. В ноябре 1883- го они атаковали бирманский гарнизон в Монгнае, убив четыреста человек. Но их успех был непродолжительным. Бирманцы перешли в контратаку, вынудив восставших шанских вождей бежать в Кенгтунг, за реку Салуин, где те укрылись в глубоких ущельях и непроходимых джунглях.
Хотя восстание было поднято непосредственно против бирманского правительства, оно не преследовало цели обретения Шанскими княжествами независимости — факт, который обычно остается недопонятым. Шанские саубвы прекрасно понимали, что без сильной центральной власти их территории окажутся в состоянии перманентной войны. Их основной целью было свержение Тибо и затем — коронация сюзерена. Последний должен был отменить налог на землю — тхатхамеда, — который они считали несправедливым. В качестве своего кандидата они выбрали бирманца, известного как принц Лимбина. Он находился в изгнании, лишенный прав отпрыска дома Алаунгпайя, правящей династии. Поэтому союз восставших и получил название Лимбинский союз. В декабре 1885 года принц Лимбина прибыл в Кенгтунг. Несмотря на то что движение получило свое название в его честь, судя по всему, он является лишь подставным лицом, а настоящая власть должна была остаться в руках шанских саубв.
Тем временем, пока принц Лимбина карабкался по крутым безлюдным тропинкам плато, снова вспыхнула война между Верхней Бирмой и Британией — это была третья и последняя англо-бирманская война. Под Мандалаем бирманцы были разбиты нашими за две недели до того, как принц Лимбина прибыл в Кенгтунг, но из-за трудного и долгого пути, который нужно проделать от Кенгтунга до Мандалая, эти новости дошли до Союза только после прибытия принца. Мы надеялись, что Лимбинский союз сложит оружие и подчинится нам, но вместо этого восставшие, забыв о своей основной цели, объявили войну Британской Короне, теперь борясь за независимость шанских государств.
Говорят, что природа не терпит пустоты, также и в политике. Действительно, отступление Лимбинского союза в Кенгтунг в 1883 году оставило свободными троны правителей многих влиятельных шанских муангов, их места были быстро заняты местными военачальниками. Среди захватчиков власти необходимо выделить военного по имени Твет Нга Лю, который стал фактическим правителем в Монгнае. Он был родом из Кенгтаунга (не путать с Кентунгом — иногда создается впечатление, что шаны называют свои города специально так, чтобы запутать англичан), района, подчиненного Монгнаю. Первоначально он был монахом, но затем лишился сана и стал местным бандитским вожаком, получив прозвище Бандитский Вождь. О его жестокости ходили легенды. Еще до того, как саубва Монгная бежал в Кенгтунг, Твет Нга Лю несколько раз пытался захватить Монгнай. Эти попытки оказались преимущественно неудачными, и Твет Нга Лю сменил тактику, отказавшись от открытых военных действий. Он решил получить власть, женившись на вдове брата саубвы. Когда саубва бежал в Кенгтунг, Твет Нга Лю, при поддержке бирманских властей, полностью подчинил себе Монгнай.
Твет Нга Лю, как и прочие фактические узурпаторы, занимал свое место, пока в начале этого, 1886, года, лимбинские силы не перешли в наступление и не отвоевали большую часть своих земель. Твет Нга Лю бежал к себе на родину, откуда продолжал свои жестокие разбойничьи походы, оставляя за собой полосу сожженных деревень. Противостояние Твет Нга Лю с саубвой Монгная представляет одну из самых больших угроз миру в этом регионе. Надо сказать, саубва пользуется уважением у своих подчиненных, в то время как Твет Нга Лю знаменит своими зверствами. К тому же он слывет мастером татуировок и амулетов, говорят, все его тело покрыто сотнями амулетов, которые делают его неуязвимым, внушая всем страх и заставляя преклоняться перед ним. (Краткая справка: подобные амулеты — важный аспект как бирманской, так и шанской культуры. Они могут быть любыми — от маленьких драгоценных камушков и ракушек до фигурок Будды, такие амулеты вживляются под кожу через неглубокий разрез. Самый шокирующий вариант можно встретить среди рыбаков: камушки и колокольчики вживляются под кожу мужских половых органов. Смысл и назначение этих ритуалов автору пока не удалось разгадать.)
В это, когда составлялся данными отчет, Лимбинский союз продолжал наращивать силу. Твет Нга Лю также не сходит со сцены, постоянно напоминая о себе золой сожженных городов и трупами вырезанных крестьян. Все попытки переговоров потерпели неудачу. На своем посту в Маэ Луин я не имел возможности установить контакт с Лимбинским союзом, и мои попытки связаться с Твет Нга Лю также не имели успеха. До сего дня немногим британцам приходилось воочию видеть его, и возникает даже сомнение, существует ли этот человек на самом деле или он просто легенда, выросшая на основании ужасных свидетельств о нападениях дакоитов. Как бы то ни было, за поимку Бандитского Вождя, живого или мертвого, была назначена награда. Это часть той деятельности, которая ведется с целью установить мир на плато Шан.
Эдгар прочел весь доклад не отрываясь. Там были и другие короткие заметки Кэррола. Все похожие друг на друга, они пестрели этнографическими и естественно-научными подробностями. На первой странице одной из них, где был обзор торговых путей, сверху доктор нацарапал: «Пожалуйста, приложите это к другим документам, чтобы настройщик получил представление о географии края». Там было два приложения: первое — о горных тропах, способных пропускать артиллерию, а другое представляло собой сводку о съедобных растениях «на случай, если экспедиция потеряется без съестных припасов». Здесь можно было видеть рисунки цветков в разрезе с наименованиями растений на пяти различных местных диалектах.
Контраст между докладами доктора и остальными официальными военными бумагами был поразительным, и Эдгар задумался, не это ли послужило одной из причин неприязни к доктору со стороны некоторых военных чинов. Он знал, что большинство офицеров имеют дворянское происхождение и учились в лучших учебных заведениях. Можно было представить себе их неприятие такого человека, как доктор, который вышел из более скромной среды, но казался куда более культурным и образованным. «Возможно, именно поэтому он понравился мне», — подумал Эдгар. Когда Эдгар окончил школу, он оставил родительский дом, отправившись в Сити обучаться у настройщика. Это был эксцентричный старичок, убежденный в том, что хороший настройщик должен хорошо знать не только инструмент, но и разбираться в физике, философии и поэзии. Поэтому Эдгар, хоть и не обучался в университете, к двадцатому дню своего рождения имел лучшее образование, чем многие из тех, кто закончил его.
