обычно показывают в исторических фильмах. На заднем плане виднелись примитивные дощатые строения с тростниковыми крышами, а на переднем было поле, на котором трудились чернокожие, судя по всему, рабы. Большинство — молодые женщины, и всего несколько мужчин. Из одежды на них были только набедренные повязки, на некоторых телах виднелись следы плети — старые шрамы или свежие кровоточащие рубцы. Вдоль поля перемещались надсмотрщики с кнутами — тоже чернокожие, но одетые в старую военную форму. В дальнем конце поля была установлена виселица, несколько грубых сооружений с колодками, высокий кол и два X-образных креста. На виселице безжизненно покачивались два тела.
— Свидетель, что вы нам показываете? — удивленно спросил Стилмайер.
— Простите, господин прокурор, я не свидетель, а вещественное доказательство, — тихо ответила Эвридика, — в данный момент я демонстрирую графический материал о способе взаимодействия с потребителями услуг, как вы пожелали.
— Я пожелал?
— Господин прокурор, вы сказали: «да, так, наверное, будет понятнее».
— Я помню, что я сказал, но при чем тут потребители?
— Обратите внимание на четыре фигуры, выходящие из бунгало, — в руках у Эвридики появилась ярко-алая указка, — это изображения потребителей, включившихся в режим эффекта присутствия. В сенсорном смысле они находятся внутри интерактивного сценария. В этом можно убедиться, включив звук.
… Четверо белых плантаторов в свободных полотняных рубашках, коротких штанах и тропических шлемах придирчиво осматривали пейзаж.
— Ленивые черномазые скоты, — заметил один.
— Верно, — поддержал другой, — так и есть. Двоих вздернули, и все равно без толку.
— С этими тварями надо покруче, — добавил третий.
— Телки, кстати, есть и ничего, — бросил реплику четвертый, — хоть черные, как вакса, но попки и сиськи что надо. Вот эта, например.
Четвертый плантатор поднял тонкий хлыст и указал вперед. Изображение развернулось, так что стало видно, на кого он указывает. На экране была испуганная Эвридика.
Подбежал здоровенный надсмотрщик и грубо толкнул ее в сторону плантаторов.
— Смазливая девка, — согласился первый, бесцеремонно сорвал с девушки набедренную повязку и ударил хлыстом по заду.
Она вскрикнула, а плантаторы дружно заржали.
— Ладно, — сказал третий, — разберемся сперва с дисциплиной. Вон тот черномазый уже пять минут бездельничает. По-моему, он вообразил себя Иисусом.
— Можно ему это устроить, — согласился второй, — и заодно содрать с него кнутом шкуру, чтоб он не скучал на кресте.
— Сойдет для начала, — поддержал первый и еще раз хлестнул Эвридику по заду, — а эту пока пусть забьют в колодки, ей займемся потом.
Двое надсмотрщиков схватили девушку за руки и потащили к грубому деревянному сооружению.
Стилмайер наконец опомнился:
— Эвридика, прекратите это постороннее кино.
— Простите, господин прокурор, — испуганно сказала она, прижав к груди указку, — но это не кино, а запрошенная вами информация. Ваш приказ был: «расскажите, каким образом вы взаимодействовали с потребителями услуг». Именно это вы видите на экране, в чем можно убедиться…
— Прекратите морочить мне голову! — рявкнул прокурор, теряя терпение.
Внезапно в секторе для публики вскочила худощавая темнокожая пожилая дама в яркой пестрой рубашке и громко заявила на весь зал:
— Прекратите кричать на девушку!
— Сядьте на место, — отреагировал Стилмайер, даже не оборачиваясь.
— Вы негодяй, — заявила дама, быстрыми шагами вышла на середину зала и встала между прокурором и Эвридикой, — вы думаете, если вы белый, то вам все позволено?
Тот от неожиданности сделал шаг назад.
— Мадам, держитесь в рамках приличий, или я попрошу приставов вывести вас.
— Вывести меня? — переспросила дама, — может быть, еще и высечь кнутом, раз я черная?
Она наставила на Стилмайера костлявый палец и, обращаясь к залу, добавила:
— Кажется, тут есть люди, которые забыли, что в этой стране у нас есть права.
Он хотел что-то ответить, но его остановил стук судейского молоточка.
— В заседании объявляется перерыв на пять минут, — объявил судья Морн, — господин прокурор, подойдите, пожалуйста, сюда, требуется ваша подпись на акте предъявления информационных материалов. Техническая служба, выключите пока видеосистему.
— Не сметь! — воскликнула дама и, повернувшись к Эвридике, ласково сказала, — не бойся, детка, пока я здесь никто тебя не обидит.
— Ладно, — судья махнул рукой, — оставьте все, как есть.
Стилмайер, подойдя к нему, шепнул:
— Остин, вы не знаете, кто притащил сюда эту сумасшедшую старуху?
Морн сочувственно покачал головой и также шепотом спросил:
— Ханс, вы телевизор хоть иногда смотрите? Это не безумная старуха, а сенатор Шейла Енси, из партии социального партнерства, второй человек в парламентской оппозиции.
— О, черт! — тихо сказал прокурор, — то-то лицо знакомое. И что теперь с этим делать?
— Ничего, — сказал судья, — я буду дальше вести заседание. А вам хочу дать дружеский совет: не связывайтесь с ней. Вы уже высказались неосмотрительно и сильно ей не понравились. Если вы не понравитесь ей еще сильнее, то вы не представляете, в каком дерьме очутитесь. Куклуксклан на вашем фоне покажется детским церковным хором, а Гитлер — ангелом. Левацкой и либертал-радикальной прессе как раз не хватает плохого парня в дорогом костюме, который занимает должность в департаменте юстиции, не любит негров и голосует за консерваторов. Вы понимаете, что это значит?
Тем временем, Шейла Енси полностью завладела ситуацией.
— Детка, останови пока кино и скажи, ты могла бы узнать этих мерзавцев? — она показала пальцем на четверых плантаторов.
— Конечно, мамми, — ответила Эвридика, — я уже определила, кто это. Это вице-спикер Мейнард, его пресс-секретарь Тибарски он же редактор «правительственного вестника», дальше кардинал Домисино, он из Рима и шейх Халид Бахри из эмирата Эль-Азхар.
— Не шутишь? — удивленно спросила Шейла.
— Конечно, нет, мамми. Все очень просто. Человека можно опознать по голосу и жестам, а выступления всех этих людей есть в сети. Каждый из них достаточно много говорил на публике или просто перед телекамерой. Я могу показать.
К большому виртуальному экрану добавились четыре маленьких, с фотографиями и именами тех, кого назвала Эвридика. На большом экране осталась панорама плантации, пока застывшая.
— Вот как? — с этими словами Шейла повернулась к залу, — верно же сказано, что тайное становится явным… Детка, ты ведь можешь нам показать, как ты их опознала?
— Да. Сейчас я покажу.
