знакомым исламским экстремистам, турецким киприотам, прототип военного устройства. По сговору с нашими спецслужбами, нашу армию выставили растяпой, по вине которой прототип вывезен с базы Альянса и продан упомянутым экстремистам. Потом другие, анархистские экстремисты убили тех экстремистов и завладели этим устройством. Кто виноват? По-моему, никто, а как по-вашему?
— Разумеется, — сказал контрразведчик, — никто не собирается устраивать судебное расследование этого инцидента, а тем более, предъявлять вам какие-то обвинения. Я рассказал эту историю, чтобы задать два вопроса. Первый: зачем вы это сделали? И второй: что, по-вашему, произойдет дальше с известным вам военным устройством?
— Пункт первый тривиален, — ответил математик, — В силу обстоятельств, я оказался персоной, решающей, какой из групп экстремистов отдать «Nuker». Одна из групп отвратительна, а другая в чем-то даже симпатична. Я бы предпочел не отдавать эту опасную игрушку никому, но в меню было только два блюда, и я выбрал второе.
— Дориан, а зачем вы вообще вмешались в то, в чем вы не понимаете?
— Невмешательство означало бы выбор первого блюда. А понимание… Спорно, Ян.
Ян тяжело вздохнул и прикурил сигарету.
— Нет, Дориан, это бесспорно. Это вопрос контроля. Океанийских ультра никто не контролирует. Они гуляют сами по себе, и одному черту известно, что взбредет в их анархистские головы. А турецких киприотов контролирует Турция, которая, входит в дружественный нам Альянс. Ваш идеализм вывел опасное оружие из-под контроля.
— Контроль, — буркнул Чизвик, — В Университете Лодис, что в Йоркшире в Британии, стране- участнице Альянса, в кафе больше не делают фирменную яичницу с беконом, чтобы не оскорблять свининой студентов-мусульман из Пакистана и Турции.
— Вы так обиделись на мусульман за бекон, что помогли канакам-анархистам убить и ограбить группу турков, и получить новый класс дешевых ядерных мини-зарядов?
— Выбор был: одно из двух, — напомнил математик, — и дело не в беконе. Я активно ненавижу любое новое средневековье, исламское или христианское, без разницы.
— Ладно, — Ян вздохнул, — черт с ним. Меня больше интересует второй вопрос.
— Вас интересует мое мнение о дальнейшей судьбе этого устройства? Я думаю, что океанийцы разберут его на детали, попробуют еще немного упростить и удешевить, растиражируют его в каком-то количестве экземпляров и, если возникнет угроза их экономике, покажут его возможности, как оружия сдерживания. Только и всего.
— Только и всего, — эхом отозвался Ян, — Спасибо, я услышал ваше мнение. Как вы смотрите на то, чтобы сменить тему… Я не слишком вас задерживаю?
Чизвик улыбнулся и отрицательно покачал головой.
— Ничуть. Все равно, я сегодня решил бездельничать. Что вы предлагаете обсудить?
— Тема такая, — сказал контрразведчик, — Вы в курсе, что «Селенатор» вчера поздно вечером отправился в обратный путь к Земле?
— Да, я смотрел новости. Как я понял, ближайшей ночью «Селенатор» состыкуется с роботизированной орбитальной станцией «Транс-Хаб». Астронавты, если они есть, перейдут на станцию, возьмут ракетоплан и улетят на аэродром Бербэй в Арктике.
— Так точно, — Ян кивнул, — А пока «Селенатор» летит, руководство АГАС все глубже погружается в дерьмо. Евро-TV и TV Большого южного брата уже дает в эфир такие репортажи, будто Алан Ортус и Вальтер Инсберг сидят на скамье подсудимых. И это только начало. Завтра в наш парламентский комитет по технологии привезут девушку, которая, якобы, работала оператором в АГАС и знает всю историю от момента гибели астронавтов и решения о сокрытии этого факта и до позавчерашнего дня. Слушать ее приедет генеральный прокурор, и какой-то бонза из комиссии ООН по безопасности космоса. Меня очень удивляет, что Ортус и Инсберг ничего не делают, чтобы как-то выскочить из этой крысоловки. Мне бы хотелось услышать мнение со стороны.
— Я лишь поверхностно знаю ситуацию, — заметил математик.
Контрразведчик повертел в пальцах сигарету и чуть заметно пожал плечами.
— Иногда знание деталей мешает общей оценке. За деревьями не видно леса…
— Если вам интересна моя общая оценка, — сказал Чизвик, — то я считаю, что проект «Эратосфен» вообще не мог состояться. Бюджет проекта достаточен для миссии с роботами, но не с людьми, тем более, с шестерыми. Когда вся эта история всплыла в прессе, я посмотрел публикации о бюджете, и подумал, что в итоговой сумме просто потерян разряд. По оплошности не дописали ноль перед точкой.
— Вы хотите сказать, — медленно произнес Ян, — что бюджет миссии должен был быть больше на порядок?
— В общем, да. Человек в космосе это дорогое удовольствие. Ему необходима вода, и воздух, комфортная температура, и защита от радиации, и куча всего еще, а иначе он ломается. Конечно, человек это хорошая штука, но если мало денег, то робот лучше.
— Гм… Это как-то не укладывается в голове. Людей отправили на Луну на несколько месяцев, хотя бюджета явно не хватало. Но люди на третий день погибли, и поэтому, бюджета хватило. Получается, что они и должны были погибнуть.
— Странно, — согласился Чизвик, — а эти парни, Ортус и Инсберг, они не психопаты?
— Нет, — Ян покачал головой, — Ортуса я не очень близко знаю, но он не производит впечатления маньяка или чего-то такого. А с Инсбергом я работал много раз в самых неожиданных ситуациях, и он так нормален, что можно позавидовать.
Чизвик аккуратно ухватил свой нос кончиками пальцев и сосредоточенно покрутил сначала по часовой стрелке, а потом против.
— Я вижу только два объяснения этой странности. Или эти парни вдруг спятили, что маловероятно, или мы с вами не видим какого-то простого, но элегантного решения.
— Дайте подумать, — сосредоточенно произнес контрразведчик, — Я вышел на info о нештатном состоянии проекта, когда оказалось, что «Эратосфен» не получает того снабжения, которое нужно для жизнедеятельности людей. Теперь я понимаю, что снабжение даже не было заложено в бюджет проекта. Вернее, оно было заложено с заведомым допущением, что живые люди очень быстро исчезнут со станции.
— А есть какие-то прямые подтверждения того, что люди погибли на третий день?
— Мне это подтвердили две ключевые фигуры, — ответил Ян, — Одного вы не знаете, а другой это Инсберг. Правда, они подтвердили, только, когда я выложил косвенные доказательства и припер их к стенке. Кстати, это было не по-товарищески. Ведь моя функция состоит в том, чтобы помочь им выбраться из этой ямы. А они темнят.
— Вы только сейчас поняли, что они темнят? — спросил Чизвик.
— Пожалуй, да, хотя подозрения, конечно…
Его перебил голос, раздавшийся сверху и сбоку.
— Па, а ты не знаешь, когда примерно будет ужин?
— Это не простой вопрос, Бэндж, — сказал математик, поднимая и поворачивая голову.
— Ну, а примерно?
— Примерно, когда Рони решит, что сегодня она внесла достаточный вклад в нео-арт.
Контрразведчик посмотрел туда же, куда и Чизвик, и увидел голый торс мальчишки тинэйджера, высунувшегося из окна третьего, мансардного этажа.
— Это наш старший, — негромко пояснил математик, — Иногда он хочет есть.
— Это нормально, — заметил Ян.
— Па, а как бы это узнать поточнее? — поинтересовался Бэндж, — Лолли тихо начинает звереть от
