болезнь продолжалась или пациент заболевал другой болезнью, следовало оформить новый лечебный листок. Врач или фельдшер в обязательном порядке вносили в лечебный листок, помимо сведений о больном, данные о характере и продолжительности болезни. Лечебные листки являлись документами строгой отчетности, в конце каждого месяца они собирались и возвращались в соответствующее волуправление. Оказание медицинской помощи без лечебного листка наказывалось штрафом до 100 рублей[363]. Исключение составляли случаи оказания экстренной медицинской помощи, например при травмах. В этом случае лечебный листок выписывался и представлялся после прохождения курса лечения[364]. Медикаменты, как для амбулаторных, так и для стационарных больных, отпускались за дополнительную плату. Один порошок стоил 1 рубль, микстура несложная – 8 рублей, микстура сложная – 12 рублей, растирки и примочки – 12 рублей[365]. По свидетельству жительницы Брасовского района Орловской области Т. Н. Гришаевой, цены, установленные в Сусловской волостной больнице, не были обременительны для сельчан, имели скорее символическое значение. В то же время ряд медицинских услуг был труднодоступен для трудящихся, не имевших доходов от приусадебного хозяйства и живших только на зарплату. Интересное заявление подала на имя инспектора в отдел просвещения Брянской горуправы учительница школы № 2: «Я занимаюсь с первым классом. При обучении детей письму и чтению выделение звуков имеет очень серьезное значение. У меня же, благодаря отсутствию переднего зуба, звуки при выделении их получаются неправильными, что плохо отражается на деле. Прошу Вашего ходатайства перед германскими властями, чтобы мне вставили передний зуб»[366] .
Полностью от платы за медицинскую помощь, в том числе за медикаменты, освобождались бойцы и командиры РОА, служащие органов местного самоуправления, работники полиции[367]. Лечебные листки выписывались бесплатно также лицам, признанным соответствующим волостным старшиной неимущими, а также находящимся на социальном обеспечении[368]. На территории Калининской области при несчастных случаях на производстве оплата лечения по ходатайству руководителя соответствующего предприятия могла быть отнесена на счет управы, в непосредственном подчинении которой находилось данное предприятие[369]. Однако данная система оплаты лечения касалась, очевидно, лишь работников муниципальных предприятий. На территории некоторых округов Центральной России по указанию начальников окружных отделов здравоохранения районные бургомистры могли освободить от оплаты лечения малоимущих[370].
Ввиду резкого сокращения числа медицинских учреждений медпомощь в период оккупации была доступна далеко не каждому. Так, в партизанском донесении в Калининский обком ВКП(б), составленном в августе 1943 г., в качестве примера приводится Себежский район, в котором до войны действовало 7 больниц, 17 фельдшерско-акушерских пунктов, 4 роддома. На протяжении оккупации работали лишь больница стационарного типа и амбулатория в городе Себеж[371]. Согласно той же докладной записке, 91 % населения района был лишен возможности получения медпомощи ввиду того, что поездка в город населения, проживающего в деревнях далее 5–7 км от райцентра, влекла опасность ареста по подозрению в связях с партизанами[372]. Это же косвенно подтверждается относительно небольшим количеством больных, принимаемых ежедневно. Так, по Торопецкому району Калининской области, согласно сохранившимся данным, в течение ноября 1941 г. районной больницей принималось от 12 до 15 человек ежедневно, врачебной амбулаторией – 19–35 человек[373].
Подобное ограничение свободы передвижения сохранялось повсеместно. Кроме того, запрещался выход медработников за пределы райцентров[374]. Вместе с тем горуправы в некоторых случаях пытались разрешить данную проблему, подавая в комендатуры ходатайства о разрешении медработникам круглосуточного хождения по городу для оказания помощи больным[375]. Однако подобные просьбы, как правило, не удовлетворялись.
Сокращение численности лечебных учреждений также наблюдалось повсеместно. Обычным было положение, когда в пределах района работал один стационар и один-два фельдшерско-акушерских пункта[376]. Лишь некоторые районы составляли исключение, пополнившись за период оккупации врачебным персоналом. Так, в Торопецком районе Калининской области в течение первых трех месяцев оккупации, к концу 1941 г., помимо районной больницы, открылось шесть сельских медпунктов, причем двумя из них заведовали врачи с высшим образованием, одним – медсестра, тремя – фельдшеры[377]. Врачебный персонал района на начало оккупации (сентябрь 1941 г.) составлял три врача, однако в течение нескольких месяцев вырос до семи врачей, включив дополнительно санитарного врача при горуправе [378], врача-стоматолога[379] и двух врачей общего профиля, назначенных заведующими сельскими медпунктами[380].
Хранить у себя какие-либо медикаменты, не выписанные врачом, равно как и оказывать медицинскую помощь лицам, не работающим по медицинским специальностям, запрещалось. К виновным принимались репрессивные меры, вплоть до расстрела[381].
Правомерно предположить, что введение лечебных листков, строгий учет медикаментов, в том числе запрет их хранения и произвольного использования, ограничение свободы передвижения медработников служили не только дополнительным средством учета трудоспособного населения, предупреждения симуляции, а также помогали борьбе с партизанским движением, исключая оказание помощи раненым и больным партизанам.
Местами система здравоохранения страдала от необдуманных действий партизан, рассматривавших работу лечебных учреждений как сотрудничество с оккупантами. Так, согласно отчету бургомистра Мглинского района Клинцовского округа Летяго на окружном совещании бургомистров 16 ноября 1942 г., из трех больниц района партизанами было разгромлено две, спасшийся медперсонал был трудоустроен в сохранившейся больнице Мглина[382].
Помимо сокращения численности лечебных учреждений одной из основных проблем здравоохранения периода оккупации был недостаток медикаментов. Больницы и амбулатории получали лекарственные препараты из немецких госпиталей в ограниченном количестве. Ввиду этого больному выдавалось на руки, например, не более шести порошков[383]. В тех местностях, где влияние германских властей было ограничено, например на территории Локотского округа, больницы и амбулатории использовали довоенные запасы медикаментов, часто с истекшим сроком годности[384]. Ввиду этого медицинские учреждения повсеместно пытались компенсировать нехватку медикаментов более широким применением отваров и настоев из лечебных трав. К их сбору привлекались школьники. В школах Брянска за качественный сбор лекарственных трав школьники, что удивительно, получали вознаграждение не только деньгами, но и водкой и табаком[385].
Подобные ограничения в смысле получения медицинской помощи и недостатки сферы здравоохранения порой приводили к большой смертности. В частности, согласно сохранившимся данным по трем оккупированным районам Калининской области, по Погорельскому району за период с 11 октября 1941 г. по 6 августа 1942 г. от болезней умерло 239 человек[386], по Тургиновскому району в течение 2,5 месяца оккупации – 72 человека[387] , по Емельяновскому району за 68 дней оккупации – 85 человек[388] . Из инфекционных заболеваний наиболее часто проявлялся сыпной тиф, как следствие антисанитарии и недостаточного питания населения. Ввиду недостатка медикаментов основным средством борьбы с тифом было установление карантина[389].
Финансирование деятельности медицинских учреждений осуществлялось за счет бюджетов волостных, районных (уездных) и городских управ. С этой целью население облагалось двумя видами налогов: денежным и натуральным (продуктовым). Последний шел на обеспечение питания больных в стационарах[390]. Интересно, что в ряде районов расходы органов местного самоуправления на здравоохранение были самыми низкими. Так, сохранившийся бюджет Торопецкого района на первый квартал 1942 г. составил 1686 тысяч рублей, содержал шесть статей расходов. Из этой суммы на нужды здравоохранения выделялось всего 24 600 рублей, тогда как на другие
