краткие мгновения, достаточные для распознания чужого.
Так что извини-подвинься, мэтр.
Приведенные результаты экспериментов чрезвычайно важны для осмысления событий человеческой истории - ее движущей силы. Если в стае все свои (есть сверхвождь), и она занимает весь вольер (материк, полуостров), то она спокойна и лишь развлекается, порой умеренно казня только из эстетических потребностей. Если в вольере помещены несколько стай, а сверхвождя нет, то субвожди выясняют между собой отношения - это гражданские войны (если народы - носители объединяющих неврозов - перемешались) и межэтнические (если не перемешались).
Но самое страшное озлобление у вождя и, в особенности, у сверхвождя (а потому и у всей стаи) вызывает не просто не успевший ему переподчиниться, а Чужой…
В этом месте биологический и исторический подходы сливаются с богословским.
Обратимся к событиям, происходившим в ту предпасхальную неделю в Иерусалиме, когда был распят Христос.
На другой день множество народа (ohlos), пришедшего на праздник, услышавши, что Иисус идет в Иерусалим, взяли пальмовые ветви, вышли навстречу Ему и восклицали: осанна (др.-евр. 'хошианна' - 'спаси нас, молим'; таким возгласом встречали царей. - А. М.)! благословен грядущий во имя Господне, Царь Израилев!
Ученики пошли и поступили так, как повелел им Иисус: привели ослицу и молодого осла и положили на них одежды свои, и Он сел поверх их.
Множество же народа постилали свои одежды по дороге, а другие резали ветви с дерев и постилали по дороге;
Народ же, предшествовавший и сопровождавший восклицал: осанна Сыну Давидову! благословен Грядущий во имя Господне! осанна в вышних!
И когда вошел Он в Иерусалим, весь город пришел в движение и говорили: кто Сей?
Народ же говорил: Сей есть Иисус, Пророк из Назарета Галилейского.
И предшествовавшие и сопровождавшие восклицали: осанна! благословен грядущий во имя Господне!
Благословенно грядущее во имя Господа царство отца нашего Давида! осанна в вышних!
И когда Он приблизился к спуску с горы Елеонской, все множество учеников начало в радости велегласно славить Бога за все чудеса, какие видели они.
Говоря: благословен Царь, грядущий во имя Господне! мир на небесах и слава в вышних!
И некоторые фарисеи из среды народа сказали Ему: Учитель! запрети ученикам Твоим.
Но Он сказал им в ответ: сказываю вам, что если они умолкнут, то камни возопиют.
И когда приблизился к городу, то, смотря на него, заплакал о нем.
Да, к Иерусалиму приближался Чужой.
Он шел, и никто, никакая сила остановить Его не могла; и 'Вавилон' это чувствовал.
Никто не обманывается, когда на него надвигается смерть, и еще есть надежда ее избежать.
Разбухший от наплыва религиозных туристов город лихорадило. Улицы были полны молящимися торговцами, прибывшими со вкусом и в лучших традициях растратить часть добытых обманом или в наглую и открыто серебряных и золотых денег.
Город был как бы захвачен восторженными людьми, очищающимися, как им казалось, самой только близостью древних, необыкновенного прошлого, камней мостовых, и в набожных позах обменивающимися вестями о стоимости товаров в различных частях ойкумены.
Была весна, и, как всегда весной, настроение у всех было приподнятое, и мечталось, что еще чуть- чуть - и вот уже весь мир ляжет у их ног. В конце концов, разве не Карфаген, город торговцев (а до него Тир), властвовал над ойкуменой столько столетий?!
Жаль, вознесся железный Рим, подменив обманы торгового Карфагена насилием, - выше всего превознеся не деньги, но бескорыстную власть.
Люди могли находиться дома, на улице, но при такой скученности народа только навык контролировать себя на базарных площадях удерживал их обратиться в единую, ритмично двигающуюся вперед-назад толпу.
Они оставались публикой - но все равно чувствовали свое всемирное единство, - и тогда счастье в особой мере изливалось на их лица. И они приходили в особенное возбуждение.
Публика толпочками собиралась не только в городе, но и за городом.
И вот появился Чужой. Хотя все ждали своего. И раздалось приготовленное для своего: 'Осанна в вышних!..'
Но близость Бога, дышащего свежестью уютных уголков каменистой Иудеи и Палестины, подействовала на скрывающую свою злобность толпу сильнейшим образом. Многорукая толпа, даже если она изъязвлена провалами улыбающихся ртов, всегда зла; она не радуется, как то может показаться поверхностному наблюдателю, поскольку способна только злорадствовать.
Они ждали: придет Царь так уж Царь, Победитель, еще более 'крутой', чем великие военачальники древности, и Израилю поклонятся все народы. Царь, покорение народов, разрушение селений, монополия на торговлю - как тут не расчувствоваться?! Как не начать ломать деревья и рвать одежду?!
И все-таки глубинной причиной злорадного возбуждения толпы был Сам Христос. Он и только Он. Толпа никогда не ошибается, кто перед ней. Тем более, что изгнанные бесы поработали - внушения, что Идущий - Сын Божий, не могли не нарывать. Толпа не ошиблась и на этот раз: Победителя в Нем не увидели; не увидели также 'ни вида, ни величия', которые 'привлекали бы их к Нему' (Ис. 53:2). И мгновенно, подобно крысам, разочаровались… Разочаровались и возненавидели. И вот тогда-то и началась вакханалия…
При входе в великий город стояли фарисеи и смотрели на беснующуюся толпу, кричащую 'осанна' тому, кого именовали Царем Израилевым. Фарисеи с завистью смотрели на вытаращенные, вылезшие из орбит глаза, текущие изо рта слюни, осознавая всю невозможность самим присоединиться к толпе и вдосталь насладиться сменой масок.
Все что они могли - это от стен домов улицы уязвить Чужого, назвав участников этого балагана Его учениками.
И они это сделали, при этом издевательски назвав Его 'Учителем':
'Учитель! запрети ученикам Твоим', - сказала 'совесть нации'.
Но Чужой был мудр и опытен: совсем еще недавно при предыдущей попытке ритуального посажения на царство Его пытались убить.
Фарисеи, завидовавшие одновременно и почестям, и участникам кривляющегося шествия, возмущались - рационализируя гнев, естественно, чем-то благообразным.
'Учитель! запрети ученикам Твоим!'
Христа фарисеи часто ставили в положение, в котором он не мог ответить ни 'да', ни 'нет'.
Но Он, Чужой, ответил.
Он ответил так, что посторонний, может быть, и не понял бы, но присутствующие поняли сразу:
