Прав все-таки оказался Михаил Афанасьевич! вполне довольный
и все смолкает, ибо уже показалась вдалеке гаишная площадка: Арсений знает, где она: не раз проходил техосмотры и со своим мотоциклом, и с фишмановскими «жигулями», — мелькает приглушенными, неверными, блуждающими огоньками: белыми, желтоватыми, темно-красными, — сквозь весенние, полупрозрачные, едва тронутые где набухающими, где набухшими, где чуть распустившимися почками деревья.
Огоньки приближаются; то здесь, то там их на миг перекрывают черные тени людей и шатающиеся в скором Арсениевом шаге древесные стволы. Уже слышится шелест толпы, который, когда очутишься в ней, станет гулом; уже пахнуло пронзительным, едким дымком выхлопов, похожим на запах горящей серы. Все кажется из Гунотова Фауста, из «Вальпургиевой ночи», а площадка — плоское плато Брокена.
Мелкий бесик попадается на пути Арсения, идущего по извилистой тропинке через лесок,
Десятка три автомобилей: в основном старые «запорожцы», горбатые, да «победы», вон с краю «москвичек» синенький, четыреста первый, как у покойного Яшки. У некоторых фары горят или подфарники, противотуманки, стоп-сигналы — потому и свет. Много народу. Ведьмочки тоже попадаются: меньше, но есть. Где новая очередь? спрашивает Арсений, однако не очень-то ему отвечают: отводят глаза, демонстрируют глухоту. Наконец замечает и сам: на капоте двадцать первой «волги». Переноска привешена к антенному шпеньку, низенький плотный мужичок с тетрадкою и карандашиком, вокруг — толпа. Кто последний, товарищи, в очередь записываться?
А паспорт у тебя есть?! Арсений холодеет: зачем паспорт-то?! В очередь записаться — паспорт-то зачем?! А кто с тобой без паспорта в ГАИ разговаривать станет? Но сюда-то зачем паспорт?! Вы запишите, а я утром съезжу — привезу, — а сам охлопывает себя: может, захватил случайно или с какого прошлого раза не выложил. Вот у меня удостоверение есть! В удостоверении Прописка не обозначена! это уже не тот мужичок, что пишет, кто-то из окружения. Там обозначено, где я работаю! Без Прописки меня туда просто не взяли б — вы же знаете! Это мало ли чего!.. Да товарищи! Вы что, с ума посходили?! Список неофициальный, чтобы в очереди удобнее стоять — вам-то паспорт зачем?! все кипятится Арсений, но, кажется, вотще: защитников не находит, все, кто вокруг, — с паспортами, беспаспортного выпихнуть — глядишь, одним человеком меньше; хоть он и сзади них, а все спокойнее. Куда ж мне за паспортом-то сейчас ехать, времени-то без десяти два! не теряет Арсений надежды достучаться, как вдруг вспоминает: паспорт в «дипломате», в кармашке при крышке: выкупал Достоевского. Открывает чемоданчик на колене, неудобно — блокнот с
Чего прешь, парень?! заступает Арсению дорогу двухметровый мужчина в черной финской куртке с красно-белыми декоративными погончиками. В список записаться, на очередь, наивно, на голубом глазу пытается объяснить наш герой, тыча в нос длинному красной книжицею с золотом тисненным на обложке гербом Советского Союза. Вот у меня паспорт есть! А мы чего тут торчим? кивает мужчина на толпочку вокруг капота. Хуем груши околачиваем? Мы, между прочим, тоже записываться. Ставай вон в очередь! и легонько так, однако сила в его руках обнаруживается серьезная, берет Арсения за плечи, разворачивает и отпихивает куда-то в направлении багажника.
Кто последний в список записываться? выкрикивает Арсений.
……………………………………………………………………………………………………………………………………………………… ……………………………………………………………………………………………………………….
Очередь на право записаться в список, устанавливающий очередь на запись в очередь на машины, двигалась довольно быстро, и вот Арсений подошел уже к заветному капоту вплотную, развернул паспорт той самой страничкою, где, обозначенная расплывчатым лиловым штампом и несколькими каракулями, сияла Московская Прописка, и открыл даже рот, чтобы произнести свою фамилию, как, сверкая одной левой горящей фарою и едва не наезжая на людей, подскочила к капоту помятая микролитражная ступка и, отворив дверь, явила ведьмочку в неимоверного, дверному проему не соответствующего размера шляпке. Вильгельмова, спокойно и внятно изрекла ведьмочка в сторону составляющего список коротышки и, отнесясь к Арсению, добавила небрежно-надменно: передайте-ка ему мой паспорт.
Опешивший Арсений закрыл свою пурпурную книжицу, взял вильгельмовскую, которая тут же очутилась в коротких лапках ведающего списком чертика, и только тогда разобрался в происходящем. Прос-ти-те! сказал (но тоном таким, что не допускает ни просьбы о прощении, ни какой бы то ни было просьбы вообще: базарным, скандальным). Прос-ти-те! Она здесь не стояла! и потянулся, чтобы переменить паспорта, но снова почувствовал на плечах клещи того, в черной куртке с погончиками: ты чего, парень, с женщиной драться собрался? Очередь же тут! Какие, к черту, женщины?! Нервный ты, я гляжу, добродушно, баском, произнес черный с погончиками, отпустил Арсения и исчез, словно его и не бывало, а ведьмочкины реквизиты уже внесли в список под номером тысяча триста тринадцатым, и вносили Арсениевы, а сама она стояла рядом, упрятывала документы в тонкокожаный ридикюль, и ума не хватало понять, как удалось ей выбраться из ступки, не снимая и не сминая свою невероятных размеров шляпу.
Тысяча триста четырнадцать, буркнул коротколапый черт Арсению, перекличка в два, а сам уже тянулся за следующим паспортом. Получив свой, Арсений записал на уголке последней странички номер и по возможности более иронично, презрительно, в старании чего просквозила глубокая, пронзительная обида бессилия, отнесся к ведьмочке: и откуда в вас столько наглости?! Очередь всего (и показал рукою на хвост человек в двадцать пять) — четыре человека! Что ж вы мне не позвонили-то? ответила Вильгельмова. Телефон записали, а позвонить — не позвонили. Мужа, что ли, испугались?
Сбитый с тона ответом, Арсений вгляделся в лицо под широченными полями. Теперь его, когда оно вознеслось много выше распространяемого фарами неверного огня площадки, стало возможно разглядеть. Нижний свет, как от рампы, как на театральных картинках Дега, лишь едва-едва мешаясь со светом верхним, совсем слабо отраженным от темных полей шляпы, лепил черты необычно, но не настолько, чтобы не узнать их вовсе. Профессор! Ну конечно же! А зовут вас Леной! вспомнил Арсений. Е-леной, поправила Вильгельмова. Вы смотрели на меня жадными глазами и записали мой телефон. Особенно вам понравилась моя грудь. Вернее, то, что она без
