ночь, а тут на меня набросилась весьма представительная дама в длинном, шестидесятого размера, балахоне и в золотых цацках по всему периметру необъятного тела, во всех более-менее пригодных для этого местах. Сначала она принялась меня громко ругать за то, что я ей весь график нарушаю и вообще чуть без дому, без хаты не осталась. Всем пироги уже раздали, а со мной что теперь делать? Баранки сушить?
– Ну, дайте мне что-нибудь. Понимаете, мне же абсолютно все равно, что именно вы мне дадите, – совершенно искренне сказала я. – Можно где-нибудь подальше. Где-нибудь и что угодно.
– Да? – с сомнением посмотрела на меня дама в дорогих побрякушках. Но сменила гнев на милость, а оскал – на улыбочку (так себе улыбочка, если честно). – И вы согласитесь поехать в другой район?
– Да хоть в другой город, если у вас найдется другая Москва, – добавила я.
– Смешно, – с каменным лицом кивнула она. – Но я не шутки шучу.
– Я понимаю, – стушевалась я. Не умею держать удар, когда на меня давят таким авторитетом. – Я хотела сказать, что готова уехать туда, куда вам удобно. Мне все равно. Хуже, чем есть, быть все равно не может.
– Ну… тогда есть у нас один вариант, – закончила свою мысль она. – Просто прекрасный вариант, но решать надо прямо сейчас.
– Так давайте решать, – с готовностью отреагировала я.
Но кто же знал, что под словом «решать» дама имела в виду немедленное подписание предварительного соглашения и прочих бумажек. Впрочем, на деле оказалось, что вариант действительно неплохой. Так уж вышло, что строители отдали мэрии за какие-то долги квартиру на Ленинградском шоссе. Квартира – дело хорошее, ее приняли в лучшем виде и, естественно, собирались как-то использовать. То ли предложить ее префекту на день рождения, то ли продать по левой схеме. Но так уж получилось, что сначала кто-то в отпуск ушел, потом вернулся, но заболел, а потом вообще оказалось, что префекту уже некуда эти квартиры складывать – а время шло, шло и ушло. Хватились и выяснилось, что срок передачи этой квартиры по их договору со строителями истекает чуть ли не через сутки. Кто-то там профукал этот срок, а теперь квартиру надо было срочно кому-то впарить. А тут – я.
– Там семьдесят метров. Красота! Мечта, а не квартира. Да вам все еще завидовать будут, а мы со строителями этими хоть разойдемся.
– Ну, а как же посмотреть? – сомневалась я.
– А что там смотреть? Бетон и стекло. Ну, если чего не хватит, унитаза там или дверных ручек, потом напишете жалобу, мы заменим. Но там все прекрасно. Окна, правда, на шоссе, но с двенадцатого этажа это даже красиво, – пиарила вариант дама.
– Но у меня же совсем крошечная квартира, – удивилась я. – Там и сорока метров нет.
– По сносу вы можете взять любую квартиру из предложенных, лишь бы комнат было две. Ну, решайтесь. Берете?
– Беру, – кивнула я, даже не представляя, сколько криков мне предстоит выслушать. В итоге мне пришлось убеждать всех, включая маму, папу и Владимира, что это не результат моих действий, не саботаж и не надувательство, а исключительно воля пославшего меня жилтоварищества. Мне никто не верил. Я была единственной, кого зашвырнули так далеко. Весь наш дом остался тут же, в пяти минутах от улицы Расплетина, и только меня унесло за тридевять земель.
– Ну, не в Бутово же! – оправдывалась я. А Владимир кричал, что, если бы я только заикнулась, что не согласна, мне бы тут же дали что-то поближе.
– Но там излишки метров, – уверенно парировала я. – Так что мне повезло, разве нет?
– Нет! – переживал он.
А теперь вот и Верунчик тоже пилила меня почем зря, а я только отводила глаза и валила все на это везение, стараясь не вспоминать, как сама просилась пойти куда-нибудь подальше. Впрочем, если быть до конца честной, из-за того, что Верка может оказаться так далеко, я тоже переживала.
– Ладно, Дин, прорвемся. Ты же все равно жить там не собираешься, да? – затронула она вопрос, от которого я старалась бежать как можно быстрее, выше и сильнее.
– Наверное, – неуверенно пожала плечами я. Благодарение Богу, Вере этого было достаточно, она расценила мой жест как утвердительный и успокоилась.
– А как вообще жизнь-то? Как Володька? – поспешила сменить она тему.
Я поперхнулась чаем (если это можно назвать чаем) и долго не могла откашляться. Хрен редьки не слаще, перевела тему подруга. Конечно, ее извиняет то, что она вообще ничего не знает. Ни обо мне, ни о Володьке, ни об Алексее.
Володька держался молодцом. Точнее, держал оборону по всем фронтам. А между тем все стало гораздо хуже. Можно с уверенностью утверждать, что после того, как я вернулась домой с моего свидания, все значительно усложнилось. В тот день, вернее, вечер, плавно перешедший в ночь, я вернулась домой только под утро.
Я тихо, осторожно открыла дверь своим ключом, стараясь делать все максимально беззвучно. Но Владимир не спал, он столкнулся со мной взглядом и сделал вид, что работает над бумагами. Или он действительно работал? Может же быть, что у человека работы много. Деньги – они, понимаешь, никому не даются легко. Только не мне, потому что все мои деньги – от Владимира. Я типичный тунеядец. Я кивнула ему и прошла в кухню. Я не представляла, что бы могла ему сказать, так что не стала говорить ничего. Через пару минут он как бы между прочим тоже зашел в кухню. Набрал в стакан воды из фильтра, отпил, потом постоял молча, но все-таки спросил.
– Вернулась?
– Да. Кажется, в этом трудно усомниться, – тихо ухмыльнулась я. В самом деле, я же сидела у него под носом, на его широком подоконнике. Поджав под себя ноги. С любимой чашкой в руках.
– Кто он хоть? Откуда он взялся? – поинтересовался Владимир. Я повернула голову и удивленно посмотрела ему в глаза.
– А какая разница?
– Ну… должен же я знать.
– Зачем?
– А вдруг он бандит. Может, он тебя обидит? Что-то случится, а я даже не буду знать, с кем ты… встречаешься. Ведь ты с ним встречаешься?
– Я пока не поняла, – пожала плечами я. – Пока я с ним просто сплю.
– Интересно у тебя все устроено, – фыркнул Владимир. В целом же он был такой спокойный, такой любезный. И весь наш разговор можно было вполне расценить как болтовню двух старых близких друзей, если бы не было пяти утра. Он ждал меня, я была в этом достаточно уверена, никакая работа не могла заставить его не спать до пяти утра. Он сидел за своим рабочим столом, оставив дверь открытой, он смотрел на входную дверь и прислушивался, не слышны ли шаги. Не едет ли лифт, дребезжащий на весь подъезд. Нет, он не стал мне звонить, соблюдая установленные между нами границы. Но он меня ждал. Зачем? Волновался? Беспокоился по-родственному, чтобы я попала в хорошие руки?
– Неинтересно. Просто это правда, и все.
– Это… у вас давно?
– Это у нас… – едко повторила я, – недавно. Я встретила его там, еще в поезде. Вот и все.
– Да уж. Ну, значит, ты думаешь – это серьезно? – спросил он.
Я удивилась:
– Зачем ты спрашиваешь?
– Не знаю, – заколебался он. Потом сам себе кивнул, резко развернулся и вышел.
Через несколько минут я услышала, как в его комнате зажужжал телевизор. Он снова принялся переводить, а я еще долго сидела и смотрела на мокрую улицу, на падающий и исчезающий снег. Из окна было видно то место, куда меня утром привез Алексей. Расставание было похоже на похмелье, а ночь прошла в состоянии типичного алкогольного опьянения, такого, которого я никогда раньше не знала. С той только разницей, что это не потребовало ни капли алкоголя. Так что, если бы Алексея в тот момент, когда он был за рулем, остановил бы представитель закона и заставил бы дунуть в трубку, он бы обломался, определенно.
Алексей приехал на совершенно фантастической машине, длинной, гоночной тачке какой-то дорогой
