партии в капиталистических странах могут воспользоваться в их борьбе против фашизма»26. Слова Сталина о международном революционном значении новой советской Конституции были перепечатаны в «Инпрекоре»27. В материалах Коминтерна много раз проводилось сравнение «советской демократии» и «фашизма» в капиталистических странах.
О большой способности Советского Союза вести войну хвастливо заявлялось снова и снова. Манифест ИККИ по случаю двадцать первой годовщины большевистской революции назвал Красную армию «самой сильной армией в мире» и напомнил аудитории о победах, одержанных Красной армией над японской армией вблизи озера Хасан в 1938 году28.
Аргумент, что агрессоры воздержались от нападения на СССР из-за опасения, что внутри их стран вспыхнут революции, был не нов, но к нему было добавлено то, что в конце 1930-х годов Коминтерн представил СССР защитником не только мировой революции, но также и всех «миролюбивых», «антифашистских» или «демократических» сил в мире. Утверждалось, что большие массы людей, выходящие за категории рабочих и «тружеников», такие как широкие слои буржуазии, теперь смотрели на СССР как на лидера в антифашистской борьбе. Нападение на СССР вызвало бы враждебное отношение к агрессору не только со стороны тех, кто хотел установления социализма, но также и тех, кто был предан демократии (при капитализме)29.
Важное значение СССР в деле поддержания мира и отсрочки начала войны, по мнению Коминтерна, заключалось в выигрыше времени, в течение которого революционные силы в мире могли бы стать сильнее. В этом смысле любой сдерживающий фактор, оказываемый СССР на капиталистические государства, отвечал интересам мировой революции.
Использование советских вооруженных сил от имени мировой революции не было предусмотрено Коминтерном, за исключением лишь того случая, когда в мирное время будет совершено нападение на СССР. Солдат Красной армии понимал, что, защищая СССР, он боролся за общее дело рабочего класса всех стран мира30. Таким образом, Красная армия изображалась как сила, предназначенная для защиты Советского Союза и только косвенно для защиты мировой революции. Можно заметить, что в этот период Коминтерн широко публиковал интервью Сталина – Говарда в марте 1936 года, во время которого Сталин сказал: «Экспорт революции не имеет смысла»31. Один член ИККИ высказался более подробно: «Утверждение о том, что Советский Союз и его Красная армия поставили перед собой задачу экспорта революции в Европу, относится к самым грязным пропагандистским изобретениям немецкого фашизма» 32.
Только в случае нападения на СССР советские вооруженные силы должны были взять на себя революционную миссию за пределами СССР. После того как СССР подвергся бы нападению, Красная армия не только сокрушила бы захватчиков «на своей собственной территории», но и продемонстрировала бы миру, как она выполняет «международные задачи», помогая освобождать тех, кто оказался в фашистском рабстве33.
Вышеупомянутые утверждения, кажется, серьезно ограничивают возможность использования советских вооруженных сил в интересах мировой революции, потому что для начала такой деятельности военные должны были ждать нападения на СССР. Это обстоятельство нужно, однако, рассмотреть в свете внешней политики СССР в этот период. Коминтерну трудно было бы в этот период заявлять о положительной роли наступления советских вооруженных сил. Конечно, о такой положительной роли ясно заявлено в материалах, получивших самое широкое одобрение Коминтерна, а именно в сочинениях и речах Ленина и Сталина. Например, Сталин в работе «Октябрьская революция и тактика российских коммунистов», написанной в 1924 году, повторяет и полностью подтверждает слова Ленина о том, что «победоносный пролетариат» в одной стране мог бы в случае необходимости использовать вооруженные силы против других (капиталистических) государств34. Здесь не говорится о чисто оборонительной роли вооруженных сил.
Модель стратегии и тактики
Определенные положения, лежащие в основе стратегии и тактики нового периода, противоречили основным положениям стратегии и тактики предыдущего периода. Во-первых, продолжающееся и растущее волнение рабочих и «трудящихся масс», которое могло бы привести к попытке захвата власти, не включалось коммунистами в повестку дня, как раньше; скорее, как это было показано выше, подчеркивалась необходимость подготовки к такой попытке. Во-вторых, было проведено качественное различие между демократией и фашизмом, как двумя формами буржуазного правления; однако демократические права и институты при капитализме, по мнению коммунистов, хотя и не совершенные, тем не менее считались полезными для рабочего класса и всех «тружеников» и должны были защищаться коммунистами и их последователями от нападок фашистов. В-третьих, поражение фашизма больше не требовало полного разрушения капитализма, а только необходимо было провести чистку той системы, в результате которой должна была быть создана «новая демократия». Как будет нами показано дальше, ни одно из этих положений не предполагало, что капитализм в конечном итоге не должен был быть заменен социализмом, хотя ближайшая цель была не разрушение, а чистка капитализма.
Затем последовал четырехлетний период в истории Коминтерна, во время которого коммунистическая партия в каждой капиталистической стране, как было предписано, должна была создать широкое, антифашистское, народное движение. Это движение преследовало двойную цель защиты существующих демократических привилегий от любого нападения со стороны фашизма в рамках одной страны и защиты национальной независимости от агрессивных фашистских государств. Более гибкая модель стратегии и тактики пришла на смену довольно жесткой и лишенной гибкости модели, которой придерживались в 1928 – 1934 годах. Много интересных идей и институтов появилось в течение этого антифашистского периода в истории Коминтерна, что будет показано далее.
Чтобы не переоценить нововведения этого периода, хорошо бы всегда помнить, что Коминтерн воспринимал новую модель стратегии и тактики как подготовку к окончательному захвату власти