сентября в Алжире. Кроме того, он тщательно разграничил функции будущей комиссии, заметив, что, „конечно, им будет предоставлена полная информация относительно хода текущих и будущих переговоров, но члены комиссии не должны иметь неограниченных полномочий. Перед принятием окончательных решений полномочия должны быть получены у правительств“. Черчилль также одобрил идею создания подобной комиссии, правда, неизвестно, что он сказал о ее предстоящей деятельности.
В ответе от 12 сентября Сталин подтвердил получение посланий от Рузвельта и Черчилля. Он сообщает, что считает вопрос относительно комиссии „в сущности, решенным“; советским полномочным представителем назначен заместитель председателя комиссара иностранных дел Вышинский, а его заместителем Богомолов, советский посол при союзных правительствах в Лондоне. К ним прикомандирована группа ответственных военных и политических экспертов и небольшая группа технической поддержки. Сталин согласился с тем, что комиссия может начать работу в конце сентября, и отметил, что не возражает против проведения первого заседания в Алжире, понимая, что в дальнейшем комиссия будет сама устанавливать целесообразность выезда на Сицилию или в какое-либо другое место в Италии. Сталин заявил, что нашел соображения Черчилля относительно функций комиссии „правильными“, но считает, что они могут быть уточнены после первого опыта работы комиссии не только в отношении Италии, но и в отношении других стран.
Оказалось, что концепция правительств Соединенных Штатов и Британии совершенно отличается от советской концепции в отношении действий этой комиссии, особенно в отношении Италии.
Кстати, это основное отличие проявилось в примечаниях, сделанных 23 сентября к директивным указаниям президента Эйзенхауэру. В них президент давал указание приступить к выполнению параграфа 37 „исчерпывающих“ условий: организовать контрольную комиссию под началом главнокомандующего, сосредоточив в ней все функции союзнической военной администрации в Италии и полномочия для управления правительством Бадольо во всех сферах деятельности. В послании от 25 сентября Молотов, комментируя это директивное указание, вообще усомнился в необходимости организации союзнической контрольной комиссии под началом Эйзенхауэра, поскольку, цитирую, „…как стало известно, после ратификации подробных условий перемирия на основании решения трех правительств там уже основана военно-политическая комиссия, в результате вопрос о контрольной комиссии, предусмотренной статьей 37 „исчерпывающих“ условий, должен считаться исчерпанным“.
Более того, Молотов сообщил, что, по мнению советского правительства, в функции военно- политической комиссии должна входить координация и управление деятельностью не только гражданской, но и военной структуры на вражеской территории и контроль за выполнением условий перемирия. То есть он рассчитывал, что комиссия будет отдавать приказы правительству Бадольо по политическим, административным и военным вопросам, в то время как главнокомандующий будет руководить исключительно военными операциями. Опубликованное в тот же день заявление советского правительства основывалось на этих идеях. Это заявление, наряду с выбором в качестве советского представителя Вышинского, являющегося заместителем народного комиссара по вопросам отношений с Соединенными Штатами и Великобританией, показывает, насколько серьезно советское правительство относилось к обязанностям комиссии. Советская концепция соответствовала обычной практике русских – подчинения военных действий политическому управлению; военно-политическая комиссия должна была состоять из политических представителей, или комиссаров, и направлять действия как военных, так и гражданских структур на оккупированных территориях. В этом случае советскому правительству предоставлялась основная роль в формировании политического развития Италии, что являлось исторически важным. Вероятно, американское и британское правительства впоследствии получили бы эквивалентную долю при определении стратегии в отношении побежденных немецких сателлитов на Востоке, хотя это представляется маловероятным в отношении стран. граничащих с Советским Союзом.
Однако могло быть и так, что американское и британское правительства не считали, что военно- политическая комиссия должна обладать полномочиями отдавать приказы Верховному Главнокомандующему или занять место союзнической контрольной комиссии. По их плану, военно- политическая комиссия должна была стать группой информационной поддержки и консультационным центром. Отклонив советское предложение о замене союзнической контрольной комиссии военно- политической комиссией, британское министерство иностранных дел, в качестве успокоительного средства, решило предоставить Советскому Союзу большее количество мест в контрольной комиссии. Государственный департамент согласился с подобной мерой. А вот Военному департаменту не понравилось это решение. Они считали, советское правительство должно удовлетвориться местом в любой группе наблюдателей.
Первое заседание вновь образованной группы (первоначально названной Военно-политической комиссией, затем Средиземноморским советом и, наконец, Консультативным комитетом по Италии) было отложено в связи с болезнью Вышинского. Проведенные в это время обсуждения не дали никаких значимых результатов; просто у правительств, входящих в состав комиссии, появилась еще одна возможность подтвердить собственную позицию.
Остальные страны, такие, как Греция, Югославия, Китай, Бразилия и Французский комитет национального освобождения – все. кроме Советского Союза, добивались принять участие в выполнении условий капитуляции Италии и в установлении контроля над ней. Следовало ли их пригласить, чтобы они стали членами Консультативного совета или взаимодействовали с ним? Или должна была быть придумана какая-то новая система? В октябре, за две недели до встречи министров иностранных дел в Москве, произошел взаимный обмен предложениями. Решений принято не было. Целый ряд вопросов дожидался начала конференции.
Идеи и Хэлл предложили план, который состоял главным образом из предложений Эйзенхауэра, опиравшихся на мнение, что главнокомандующие должны обращаться в Объединенный штаб за военными и политическими директивами. Этот план существенно отличался от всех ранее обсужденных предложений.
22 октября, на первом заседании министров иностранных дел относительно Италии, Идеи выдвинул два предложения. В одном он изложил первоначальные предложения, отклоненные советским правительством. Он рассмотрел формирование Военно-политической комиссии, занимающейся всеми вопросами,
Свое выступление по поводу этих предложений Молотов начал с того, что подчеркнул, насколько трудно советскому правительству, не имея своего представителя в Северной Африке и Италии. понять, что там происходит. Он вновь выказал подозрение к любому намерению изменить одобренные условия перемирия, и Идеи в очередной раз заверил Молотова, что условия остаются в силе и могут быть изменены только с общего согласия всех трех союзников. Молотов открыто заявил, что советское правительство придает огромнейшее значение ходу политических изменений в Италии и, принимая во внимание, какую роль фашизм играл в начале войны, советское правительство решительно настаивает на скорейшем переходе к демократической системе управления. Он выступил с предложением, содержащим семь принципов управления политическими действиями Италии, которые, по мнению советского правительства, следует немедленно принять к действию.
Ни трехэтапная программа Идена, ни попытка Хэлла убедить Молотова в том, что наша стратегия находится в строгом соответствии с принципами, предложенными советским правительством, и отвечает желанию Молотова иметь представителей на местах, ничего не дали. Но возможно, неожиданное решение американцев и британцев в пользу советских принципов заставило Молотова прекратить попытки полностью опровергнуть предложения союзников, а наоборот, побудило подладиться к тому, что на этот
