с выводами и поэтому сказал Феликсу Эдмундовичу, что ознакомлюсь с отчетом позже. После чего аккуратно вскрыл письмо и начал читать. Дзержинский не мешал. Я достаточно быстро просмотрел письмо, которое в основном содержало в себе отчет о проделанной в Перми работе. Все было верно, вдумчиво и достаточно грамотно сделано. Мне подумалось, что Иосиф прекрасно реализовал мои наработки. Скорее всего, сам я так бы не смог. Дочитав письмо, в самом конце которого была выражена тревога за здоровье товарища Андрея, я посмотрел на Дзержинского и, немного подумав, произнес:
– Яцек, мне вчера сообщили, что товарищ Андрей совсем плох. Его смерть станет большой утратой. Как ты считаешь, не пора ли нам готовить похороны?
От такого вопроса в лоб, да еще и заданного теми же словами, которые использовались в разговоре со Сталиным, Дзержинский слегка оторопел. Увидев такую реакцию, я решил добавить:
– Давай сразу решим этот вопрос. Иначе потом, обсуждая дела, мы можем позабыть о нем и вспомним только расставшись.
Феликс Эдмундович уважительно кивнул головой:
– Конечно. Ты прав, Лев. Начнем с него, как с второстепенного вопроса. Как ты все это видишь?
Я немного помедлил.
– Я вижу так. В ближайшие две-три недели скорее всего все закончится. Форма тяжелая. Лечению не поддается. Похороны надо будет организовать очень торжественные, чтобы никто не смог сказать, что товарищи по партии относились плохо к покойному.
Дзержинский, задумавшись, пробарабанил пальцами по столу какой-то мотив,
– Лев Давидович, а ты уверен, что две-три недели? Не очень ты спешишь со своей оценкой? Или ты знаешь что-то, что придает тебе особую уверенность в твоих словах?
– Феликс, ты же помнишь вопрос по Брестскому миру? Помнишь, что я был против этого договора и почему?
– Конечно, помню. Такое забыть сложно.
– Так вот, Феликс Эдмундович, тогда ты тоже верил, что для Революции этот договор неприемлем. Он был подписан только потому, что мы тогда и другие товарищи воздержались при голосовании. Так произошло потому, что определяющим стало именно твое мнение в том, что отставка Ленина будет для партии и Революции катастрофой. Из-за этого нам пришлось решать этот вопрос с другой стороны и позже.
– Я все помню, Лев. Зачем ты мне об этом говоришь сейчас? – Дзержинский пронзительно посмотрел на меня. – Зачем?
– Я потому тебе говорю об этом, что сейчас ситуация намного хуже. Если Брестский мир был временной мерой, и хотя нам и не удалось разорвать этот договор после Мирбаха, то нам хотя бы помогли окончание войны и революция в Германии. Сейчас нам надеяться можно только на себя. Авторитет Андрея очень велик, и если Иосиф прав в своих выводах, а я считаю, что он прав, то нас в скором времени ждет катастрофа и уничтожение. Надо срочно решать этот вопрос. Иначе мы постоянно будем натыкаться на последствия, например в виде восстаний тех же казаков. Ты же понимаешь, что это не идет на пользу Революции?
Дзержинский задумчиво смотрел на меня пару минут. Потом уважительно ответил:
– Согласен, Лев Давидович, с такими аргументами не поспоришь. Но почему именно казаки так тебя волнуют?
– Объясню. На данный момент все контрреволюционные элементы, во всяком случае, их подавляющее большинство, уже активно воюют против нас и в Оренбурге, и особенно на Дону. Зачем нам уничтожать остальных? Это и люди, и хлеб. Смысла нет никакого.
А Андрей этот смысл видит. Вот и ответ на твой вопрос, Яцек.
Дзержинский раздумывал несколько минут, потом кивнул:
– Ты прав, Лев. Надо делать, и быстро. Революция и партия только выиграют от этого.
– Феликс, у меня есть парочка хороших докторов. Они могли бы осмотреть больного и, возможно, оказать ему посильную помощь. Как ты считаешь, мне нужно их прислать к товарищу Андрею?
Железный Феликс невольно восхитился хваткой Предреввоенсовета. Такого прямого предложения он не ожидал. Немного подумал.
– Знаешь, Лев, твои «врачи», конечно, хорошие, но после того как они «вылечили» того немца в июле, их не очень любят.
При этих словах я удивленно вскинул брови.
– Не может такого быть, Феликс Эдмундович! Как можно не любить и не ценить таких хороших специалистов?
– Объясню, Лев. Нечего было вылечивать немца. Мы тогда несколько перегнули. У нас немцев не любят, вот и врачей твоих за это и не любят. Я не говорил, что их не ценят. Но это будет явный перебор. Знаешь, Лев Давидович, у меня тоже есть несколько отличных докторов. Я думаю, что они справятся, поэтому нужды в присылке твоих специалистов нет. И потом эти твои доктора слишком прямо на нас укажут. Это лишнее.
– Тогда договорились, Феликс Эдмундович? – Я встал и протянул руку Дзержинскому.
– Договорились, Лев Давидович, – в ответ, вставая, протянул мне руку Дзержинский.
– А что там про Вятку? Неужели начались какие-то волнения? – спросил я, когда мы сели.
– Не волнуйся, все там в порядке. Просто надо закрывать твои договора. Мало ли что может произойти, – усмехнулся в ответ Председатель ВЧК.
– Феликс, ты мне теперь Вятку будешь всю жизнь вспоминать?
Феликс Эдмундович рассмеялся:
– Конечно. А как ты хотел?
Мы немного посмеялись, потом Дзержинский уже серьезно продолжил:
– Такое не всякий придумает. Сейчас положение в Перми выправилось, и поэтому пора наводить порядок. Сигналы с мест говорят о большой контрреволюционной активности губернии.
– Спасибо, Яцек. Мне приятно, что и ты, и Иосиф подумали об этом.
– Пожалуйста, Лев. Давай к делу. Что ты собираешься предпринять дальше?
– Сейчас думаю вот над чем. Ты помнишь, как мы в Казани потеряли золотой запас? – Дзержинский кивнул, и я продолжил: – Сейчас это золото из Уфы перевезли в Омск. Не могу тебе сказать, сколько его на данный момент. Колчак на него закупает оружие и снаряжение, но золота точно более пятисот тонн. Оно сейчас в Омском отделении Госбанка. Этот вопрос надо решать. Мы и сами можем потратить это золото на пользу делу. Если мы просто разгромим Колчака в Перми и Екатеринбурге, то золотой запас просто перевезут во Владивосток, и мы его точно потеряем. Кроме того, они могут если не вывезти его, то просто поделить между собой, там и таких вооруженных авантюристов хватает. Могут и спрятать. Искать его в тайге можно хоть сто лет.
– Согласен с тобой, Лев Давидович. Но Омск далеко для войск, действующих на востоке. Даже в случае взятия Екатеринбурга Омское правительство будет иметь возможность вывезти золотой запас. Даже если они сразу передерутся, в том числе и за это золото. А нам до них очень далеко, и мы просто не успеем. Посылать же малое количество людей – тоже не выход. Даже в случае, если мы сможем взять банк, то вывезти все не сможем. – Дзержинский задумался. – Надо с Кобой советоваться. Он у нас специалист по эксам.
– Ему я обязательно все сообщу. Уверен, что он посоветует что-то путное. К тебе, Феликс, у меня другие вопросы. По линии ЧК, хотя и связаны с Омском и золотом.
– Тогда слушаю тебя, Лев.
– Во-первых, я считаю, что до Омска мы сумеем добраться за приемлемое время – два-три дня. – При этих словах Дзержинский удивленно поднял брови, но промолчал. – Именно приемлемое. В случае если в городе начнется восстание и мы поможем омским большевикам, выслав туда боевые группы для организации диверсий, то вероятность того, что золото не успеют вывезти, очень велика. А в течение двух- трех дней мы сумеем перебросить в Омск силы, достаточные для экспроприации золота.
Лицо Феликса Эдмундовича после этих слов приняло выражение всемирного скепсиса.
– Я слушаю, Лев, продолжай, но ты меня не убедил.
– Хорошо, Феликс. На данный момент уже сделано следующее.
