– Твоему Директору, например. Ты ведь передал ему аспирин?

– И глазные капли тоже.

– Ну тогда он увидит нас сквозь стены.

Они были молоды. Им было простительно все, даже грядущее убийство человека.

Канун Дня независимости. 22 июля, пятница. 11 часов 45 минут. На площади много народу. До состояния «не протолкнуться» дело еще не дошло. Может быть, дойдет, когда до окраины города докатится известие о встрече лидера западногерманского профсоюза и лидера одной из восточноевропейских стран. В протоколе встречи значилось следующее: Рудольф Пик проходит через колоннаду западного крыла театра и встречается с Вуйцеком (он идет восточным крылом) в портике, точно под квадригой. Такая перспектива являлась символом слияния запада и востока Европы. По сути дела, встречался донор и реципиент, группа крови которых не совпадала. Кто знает, думала Габриэла, может быть, Вуйцек припас для приветствия западного гостя латинское jervus (рад служить)?.. Странно: твердя о независимости и свободе, Токарь попирал лозунг Великой французской революции – «Свобода, равенство, братство», считая его порождением Великой Октябрьской революции.

– Это политика, нам нет до нее никакого дела, – ответила Габи вслух на свои мысли.

Они были в центре площади. Виктор, еще раз глянув на наручные часы, подошел к урне. Расправив журнал, в середине которого хранилась обойма с детонаторами, он бросил его в урну.

– Ты выбросил наш эвакуационный коридор, – с недоумением сказала Габриэла. – Зачем ты это сделал?

Лугано ничего не стал объяснять.

– Пойдем, – он потянул девушку за собой. – Держи меня под руку и не отпускай, что бы ни случилось.

Виктор был одет в расклешенные джинсы «Леви Страусс» и тенниску с единственным карманчиком, в котором лежала пачка сигарет. Нет даже визитки, в которую можно было положить банальный пистолет или гранату. Убийца был безоружен, что шокировало Габи. Получасом раньше они, подойдя к краю площади, подверглись досмотру. Его проводили двое в полувоенной форме; несколько военных, в том числе и пара милиционеров со служебно-розыскными собаками. Лугано поднял руки, держа свернутый в трубочку журнал в правой руке. В левой была сигарета, которую он прикурил на виду у постовых и положил пачку обратно в кармашек тенниски. Охранник похлопал его по бокам, провел руками по бедрам: «Проходи». И сдвинул в сторону переносное ограждение. Очередь Габи. У нее проверили сумочку, и она присоединилась к Виктору уже на площади.

Безоружный...

Эта мысль оборвалась вместе с ропотом, зародившимся в толпе. К этой минуте Габи и Виктор сумели протиснуться к левому крылу театра. Но чаяния толпы оказались напрасными. В тень колоннады шагнул плечистый охранник и лет сорока с небольшим невзрачный мужчина в строгом костюме. Вуйцека нельзя было спутать ни с кем: под два метра, с лоснящимся лицом и не по годам седыми усами. Плюс обязательный галстук с широким узлом.

– Не отпускай меня! Держи под руку!

– Боишься потеряться? – нашла в себе силы откликнуться Габи.

Шаг, еще один. Слева колонна, справа колонна. Частокол. Сзади поджимают сверстники, с утра накачавшиеся пивом. Они жаждут увидеть Вуйцека, который скинул спецовку и повязал галстук для того, чтобы позаботиться об их пенсиях... через сорок лет. Напор толпы умело удерживают дюжие охранники в штатском. Их немного – по двое на каждую секцию, все сбалансировано.

Один из охранников впился взглядом в Габриэлу. Почему он заострил на ней свое внимание? Лицо у нее бледное и она выделяется из толпы? Виктор мигом пришел ей на помощь. Он склонился к ней и с улыбкой спросил:

– Где-то неподалеку был убит первый президент Польши? Не молчи, покажи рукой направление.

Габриэла повиновалась.

– Там. – Она ожила, прогнав мимолетное опасение охраны. – Там находится галерея Захента. Президента Нарутовича убил экстремист Невядомский.

Черт, она даже смогла вспомнить такие детали, как крайне правые взгляды убийцы, он же – критик- модернист, он же – художник. Его приговорили к смертной казни и расстреляли 31 января 1923 года. На его похоронах собралось десять тысяч человек, националисты объявили его мучеником.

– «Крест несли на груди, а револьвер в кармане...»

– Что?! – У Габи заледенела спина. Она во все глаза смотрела на Виктора. Невероятно, что он смог прочитать ее мысли. Только она подумала о польском еврее Юлиане Тувиме, написавшем обличительное стихотворение на похороны президента, как Лугано монотонно продекламировал первую строчку – о кресте на груди и револьвере в кармане.

– Ты меня пугаешь...

– «В пакте вы были с Богом, в союзе с бандитом...»

– Прекрати!

– Вот он! Видишь?

Якуб Вуйцек вырос как из-под земли. Только что в десяти шагах не было никого, и вдруг он, двухметровый гигант, с «удавкой» на шее, с широкими английскими усами. Это он казался охранником рядом с телохранителем, его лицо было потным и красным. Он шел неторопливо, бросая быстрый взгляд в толпу, между колонн этого крыла.

– Что ты делаешь?

Лугано держал и ее, и себя в напряжении. Казалось, он не мог расстаться со стихом Тувима; полный рот слов, и он выплевывал эту шелуху, наращивая темп:

– «Вы с гримасою смеха, в стыде, в содроганье, встаньте, глупые, к окнам! глядите! глядите! глядите!..»

– Прекрати!! – едва не вскрикнула Габи. Сердце ее забилось так часто и сильно, что она приложила руку к груди. Виктор продублировал ее, как будто передразнил. Его рука коснулась пачки сигарет, в которой был смонтирован радиопередатчик, и он нажал на кнопку этого пульта. Габи видела его движение. В голове промелькнула полусумасшедшая мысль, замешанная на таких же полоумных словах: «Встаньте, глупые, к окнам, глядите!» Снайпер в окне! Это он сейчас откроет огонь. На кнопку пульта можно было нажать и в двадцати, и в тридцати метрах отсюда.

Позади раздался автоматный треск. Даже Габи, отчетливо представляя, как рвутся детонаторы, услышала именно автомат.

Телохранитель Токаря резко повернул голову на звук и замер. Его подопечный, как на скачках, обошел его на корпус, чем и подписал себе смертный приговор. Виктор Лугано подтянул ногу под себя и поддернул штанину, одним отточенным движением выхватил из самодельной кобуры «Грозу»...

Американский эксперт в области стрелкового оружия Чарльз Катшоу писал о «Грозе»: «Пистолет однозначно является оружием убийцы, и именно в этой роли он применялся в Афганистане и Центральной Америке. Для этой цели «Гроза» является практически идеальным оружием. Убийце требуется только подойти к жертве достаточно близко и выстрелить. Момент выстрела не будет сопровождаться никаким звуком, поскольку газы останутся запертыми в гильзе, а пуля покинет ствол с дозвуковой скоростью. Более того, не будет даже шума скользящего взад-вперед затвора. Поскольку пуля, которую извлекут при вскрытии из тела жертвы, окажется идентичной пуле стандартного советского автомата, это создаст неразрешимую загадку: ведь звука выстрела никто не слышал... Откуда она? Как удалось произвести выстрел из автомата на людной улице средь бела дня так, чтобы никто ничего не услышал? ...Читатель может представить себе, какие возможности предоставляют эти пистолеты для убийц, а именно для них они и разрабатывались».

11-сантиметровая «Гроза» уже была на взводе и почти невидима в руке молодого агента. Виктор стрелял, отведя локоть назад и прижав пистолет к бедру, чтобы исключить захват оружия телохранителем. Он продемонстрировал широко известную, но редко используемую технику shoot from the hip – выстрел от бедра. Первая пуля попала Токарю в шею, вторая в висок. Телохранитель повалил смертельно раненного на пол и закрыл своим телом. Толпа ринулась в стороны от рокового места и с высоты птичьего полета походила на круги, разбегающиеся от брошенного в воду камня. Она смела военных и милицию, редея на

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×