Восток для него всегда был олицетворением порядка и традиций. Здравомыслящие люди предпочитали Восток Западу, сейчас же ориентация менялась. Мартьянов видел, как горит лес: деревья вспыхивают, как спички, и человеку к огню не подступиться. Мир рушится, в том числе и твоя частичка, но ничего поделать с этим нельзя. Просто стоишь и ждешь в стороне – если, конечно, не хочешь сгореть заживо.
То, о чем он сказал Габриэле Склодовской, нужно было воплощать в жизнь: по-настоящему спасать коллекцию. В какой части света?
Ему снова на ум пришло выражение «враг моего врага – мой друг». Он знал одну страну, в которой до него не дотянутся ни щупальца бывшего министра внутренних дел, ни секретного агента военной разведки. Польша. Даже анонимной информации за глаза хватило бы на то, чтобы ориентировки на Лугано были разосланы в каждый полицейский участок: тройное убийство плюс давнишний, но по-прежнему острый
Мартьянов представился арт-директором музея «Ориент», что всегда звучало более чем уместно. Его имя произвело на абонента особое впечатление, и тот выдержал почтительную паузу.
Конечно, исполнительный директор музея в Мальборке слышал имя Мишеля Жобера. Тот сделал его на контрастном посредничестве между черным и белым арт-рынками. То есть он занимался легализацией произведений искусств, и этот бизнес приносил ему солидный доход. Часть легализованного он приобретал для себя, собрал по-настоящему богатую коллекцию: более трехсот предметов.
Давид Шиманский без акцента говорил на трех языках: своем родном польском, английском и немецком. Он приветствовал коллегу, бросив взгляд на часы (было начало второго):
– Добрый день!
Память показала себя во всей красе: Шиманский припомнил одно из немногих интервью Жобера. Акула от журналистики подковырнула его: «Вы занимаетесь серым бизнесом. Считаете ли вы легализацию художественных ценностей борьбой добра со злом?» – «Для меня этот вопрос давно решен: это борьба зла с еще большим злом». И развил тему: нет, такую форму он не считает скучной, скучна противоположность – борьба добра с еще большим добром, это все равно что солнечный день без тени. И в качестве примера привел какой-то советский фильм о соревновании двух процветающих совхозов-миллионеров. Утопия. Странно, что пример советский.
Шиманский слышал о Мишеле Жобере как личности эксцентрической, что тот и продемонстрировал:
– Я планирую экспресс-турне по странам Европы. И начать намерен с Польши.
«С Мальборка», – мысленно конкретизировал Шиманский. И вслух спросил:
– А что означает ваше «экспресс»?
– Высокую скорость и остановку только в исторических местах. Давайте решать таможенные дела уже сегодня. Я перешлю вам свои реквизиты, вы мне – свою заявку и предложения.
Вадим вел деловой разговор, что не мешало ему смотреть в окно. С высоты второго этажа он невооруженным глазом мог увидеть только западную часть громадного пляжа со сплошной полосой отелей. Но не песчаная полоса привлекла его внимание. Он следил за Габриэлой, на оконечности мостков походившей на повзрослевшую Ассоль. У него сложилось чувство, что эта женщина жила здесь по соседству давно, часто приходила на маяк, смело ступала по мокрым мосткам, долго вглядывалась вдаль, а потом уходила. Она научилась пропадать в ту минуту, когда смотритель маяка подходил к окну.
Кого она поджидала на ветру, трепавшем ее волосы? Кого надо, того она и дождалась. На этом лирика Вадима Мартьянова кончилась, и совпало это с окончанием «войны на словах» с Шиманским. Он открыл окно и позвал Склодовскую. Она не услышала: ветер отогнал слова в сторону пляжа. Невольно Вадим поискал, чем бы бросить в женщину, привлекая ее внимание... Придется спуститься к ней.
Он открыл сейф. Из двух моделей «Глока» выбрал «восемнадцатую». Она позволяла вести огонь очередями, но не этот немаловажный фактор стал причиной его выбора: выступающий за рамку ствол позволял использовать «Глок-18» с глушителем. А вот и сам глушитель, с прорезиненным посадочным местом вместо резьбы. Из магазинов выбрал тот, что был на десять патронов, чтобы не торчал из рукоятки, иначе никакой эстетики.
Габриэла не могла услышать шаги Вадима или его тяжелое, как у всякого тучного человека, дыхание. Он учуяла его. И, не оборачиваясь, сказала:
– Странная вещь...
– О чем ты говоришь? – спросил он, став чуть позади женщины.
– Получается, я не встречаюсь с теми людьми, у которых все в порядке. После первого задания я ждала Бартоша Вишневского каждый день. Убийство мною первого человека меня ни потрясло, ни вдохновило. Выбрала свободный ход спускового крючка – прелюдия к смерти, дожала – и вот она, главная часть. Для меня важнее всего было жить в предвкушении очередного задания. Порой я теряла терпение: ну когда же, наконец!.. Иногда теряла надежду: никогда. Но не переставала мысленно рисовать себе очередного Витольда Бура. У него охотничье ружье, это уравнивает наши шансы. Бах – и он валится на землю и уже не дышит. Я бросаю на его грудь пистолет, как визитную карточку, и в очередной раз прихожу к мнению: ради этого убийственного оргазма стоит потерпеть год или два. Кто не испытал этого на своей шкуре, меня не поймет. А ты испытывал хоть отдаленно похожее?
– Никогда, – покачал головой Вадим. Он был уверен: если Склодовская повернется к нему лицом, он увидит маниакальный блеск в ее глазах. А точнее, то, что осталось от него. Как поется в песне: «Пламя к утру станет золой». Но он здесь для того, чтобы снова разжечь его.
– Держи, Габи, – он рукояткой вперед протянул ей «Глок». – Сделай то, чего не смогли трое сильных мужчин.
– Я знала, что ты мне это предложишь. – Она взяла в руку пистолет и уверенно назвала его характеристики и достоинства: – «Глок-18», созданный на модели «17» по заказу австрийского антитеррористического подразделения «Кобра». Полностью автоматический, а не с отсечкой по три выстрела пистолет. Темп – одна тысяча двести выстрелов в минуту. Может снабжаться магазинами на тридцать один, девятнадцать и семнадцать патронов. В этом – десять. Достаточно легкий – в нем нет и семисот граммов. Хорошее оружие. Но мне больше по душе «комиссар Жордан». – Габриэла усмехнулась:
– Ни разу не слышал о таком оружии.
– Французский «MR-73», – пояснила она. – Из такого револьвера я ухлопала Сибора Возняку. Его крутая тачка с тонированными стеклами простояла на парковке больше суток.
Звонок от Габриэлы прозвучал в семь часов вечера. Она сказала коротко: «Я уже в Тунисе». – «Где ты остановилась?» – «Отель «Мирамар». – «Встречаемся в холле отеля через час». – «Да, этого времени мне хватит, чтобы привести себя в порядок после перелета».
– Отлично выглядишь, – Лугано уподобился светскому льву, поцеловав даме руку.
– Ты тоже. – Габриэла была приятно удивлена обликом Виктора. В синем костюме-двойке, уместном для любого мероприятия, рубашке из двойного хлопка, с дорогими часами, он приобрел внешность человека, который играючи зарабатывал большие деньги и так же легко расставался с ними. Этакий баловень судьбы. Он не был похож на того человека, который 19 июня этого года напомнил ей старый пароль: сероватый, немного неуверенный в себе, как будто пережил накануне собственную неудачу. Одним словом, тогда он походил на трудягу, которому для успешной работы требуются рутинные условия. В замке Мальборк он предстал сторонником справедливости и во всей красе проявил свои бойцовские качества. И вот теперь он –
