Роберт, ходячее несчастье, плетется прочь. Когда за ним закрывается дверь, массивная фигура графа опускается на шаткий стул со сломанной спинкой. Повесив голову, граф что-то рычит про себя.
Хенрик. Господин граф желали поговорить со мной?
Граф Сванте. Его мать утверждает, что я несправедлив. Что я его заездил. Не знаю. Она говорит, что я его не люблю. Не знаю. Может, лучше бросить это истязание? Как вы считаете, кандидат?
Хенрик. Не следует терять надежду.
Граф Сванте. Чепуха, кандидат. Мой сын Роберт — бездарный лентяй, идиот. Слезливая задница. Вырастет шалопаем и бездельником. Чертовски похож на своего дядюшку, конечный результат перед глазами.
Хенрик. Жалко его.
Граф Сванте. Что? Жалко того, у кого все есть? Кому не надо прилагать ни к чему ни малейших усилий, кто избалован матерью до предела? Если его жалко, значит, стоит пожалеть весь человеческий род.
Хенрик. Людей действительно жалко.
Граф Сванте. Что это за дерьмовая болтовня, кандидат? Увольте меня от подобных болезненных фантазий. Ich habe gewesen! А! Человек — это просто навозная куча, кандидат. Грязь, пачкающая землю. Другое дело — лошади, кандидат. Если бы у меня не было моих лошадей, я пустил бы себе пулю в лоб. Лошадей действительно можно пожалеть. Они совершили великую ошибку, когда на заре времен заключили пакт с людьми. За это соглашение и расплачиваются. (
Хенрик. Вам решать, господин граф.
Граф Сванте. Вот именно, кандидат, решать мне. Отправим плаксу к бабушке в Хегерсту, там достаточно баб, с которыми он может лизаться. А осенью пойдет в тот же класс. Какое сегодня число? Суббота, 9 июля. Вы заканчиваете по собственному желанию с сегодняшнего числа и получите деньги по пятницу, 15-е, включительно. Можете оставаться или уезжать, как вам больше нравится. Годится?
Хенрик. Господин граф, возможно, соблаговолит вспомнить, что я нанят по 1 сентября. У меня нет средств к существованию, и я рассчитывал на эту работу.
Граф Сванте. Черт возьми! Вы хотите сказать, что вам должны заплатить ни за что?
Хенрик. Сейчас середина лета, место репетитора получить уже невозможно, а я должен как-то существовать.
Граф Сванте. А вы с претензиями, кандидат. И, кроме того, наглец. От студента- богослова я подобного не ожидал.
Хенрик. Сожалею, но я настаиваю на своих правах. Если вы откажетесь, я буду вынужден обратиться к графине, поскольку письменный контракт в конце концов был подписан ею и мной.
Граф Сванте. Вы не посмеете говорить с графиней!
Хенрик. Я буду вынужден.
Граф Сванте. Чертов прохвост, мало вас в детстве пороли.
Хенрик. А вы, господин граф, с вашего разрешения — говно, которое в детстве слишком много пороли.
Граф Сванте. А что, если я слегка восполню упущение вашего отца и вздую вас прямо сейчас!
Хенрик. Давайте, господин граф, только не забудьте, что я дам сдачи. Прошу вас. Ваш удар первый, поскольку вы, без сомнения, старше. И благороднее.
Граф Сванте. У меня высокое давление, мне нельзя так распаляться.
Хенрик. Будем надеяться на небольшой удар. В таком случае Бог проявит свою милость, освободив мир от подобного скота.
При этих словах Сванте Свантессон де Фесте, расхохотавшись, бьет Хенрика кулаком в грудь. Хенрик растерянно улыбается.
Граф Сванте. Дьявол, а не будущий пастор. Что ж, неплохо, молодой человек. Чтобы добиться чего-то в этом прогнившем мире, надо уметь постоять за себя, да так, чтобы чертям тошно стало. Первое сентября, говорите? Значит, я вам должен за июль и август. Всего 250 риксдалеров. Улаживаем дельце не сходя с места и ни слова дамам, идет?
Хенрик. Условия контракта вообще-то предусматривают питание и проживание до 1 сентября. Но это я вам дарю.
Граф Сванте. А то оставайтесь, а? Здесь мило. И хорошенькие девушки. Прекрасная еда! Согласитесь, что у нас вкусно кормят?
Хенрик. Нет, спасибо.
Граф Сванте. Черт, ну и гонор. А вы еще и злопамятны?
Хенрик. В данном случае нет. (
Граф Сванте. Тогда пошли пить кофе с графиней и девочками. И вашим приятелем. Как его зовут?
Хенрик. Эрнст.
Граф хлопает Хенрика по спине, он в отличном настроении.
День становится жарким, порывы горячего ветра поднимают облака пыли. Хенрик и Эрнст едут в Уппсалу, катят рядышком на велосипедах по ухабистой дороге. Сандалии, брюки с закатанными штанинами, распахнутые на груди рубашки. Рюкзаки, набитые самым необходимым. Пиджаки, белье, носки, завернутые в дождевики, на багажнике. Студенческие фуражки. Неторопливое путешествие. Выехав в пять, они со многими остановками и купаниями добрались до церкви Юмчиль.
Повсюду люди — одни стоят группками, другие идут по обочине: мужчины в выходных костюмах и круглых шляпах, пристежных воротничках и при галстуках. Вдруг Эрнсту в спину шлепается ком земли. Он останавливается и оборачивается. Хенрик притормаживает чуть дальше. Проходит группа мужчин, они разговаривают между собой, не обращая внимания на Эрнста. Внезапно к ним бросается длинный тощий человек, срывает с Хенрика студенческую фуражку, плюет на нее и, бросив на землю, начинает топтать. Хенрик беспомощно замер на месте. Эрнст, нажимая на педали, проносится мимо, делая ему знак поторапливаться.
Они проезжают станцию Бэлинге: на запасном пути стоит длинный состав — дополнительный поезд. Вокруг суета. Духовой оркестр распаковывает свои инструменты, разворачиваются знамена. На пыльной, белой от солнца станционной площади — сотни мужчин.
Эрнст. Увидим, начнется ли вообще осенний семестр.
Хенрик. А почему бы ему не начаться?
Эрнст. Ты что, газет не читаешь?
Хенрик. Откуда мне взять денег на них?
Эрнст. Говорят, будет всеобщая стачка и локаут. Не позднее августа.
Хенрик молчит. Он растерян и смущен своей всегдашней неосведомленностью в различных вопросах.
В час дня они прибывают в пустую Уппсалу. Трэдгордсгатан купается в солнце, тень уползла под
