Благие намерения

Хенрик. И с тем, и с другим.

Анна. Нам придется делать две пересадки, приедем только к вечеру.

Альма. Я приготовила вам корзинку с припасами, в прихожей стоит.

Анна. Какая вы заботливая, тетя.

Альма. Ах, детка!

Хенрик. Дождь пошел.

Анна. Настоящий осенний дождь.

Альма. У меня есть большой зонтик, можете взять. На вокзале оставите его в камере хранения, а я потом заберу.

Хенрик. Спасибо, мамочка.

Альма. Да не за что.

Анна. Очень здорово ехать на поезде, когда идет дождь. Можно свернуться калачиком и наслаждаться шоколадом и бутербродами — и апельсинами, конечно.

Альма. У меня есть кое-что для тебя, Анна.

Альма поспешно уходит к себе в комнату, слышно, как она сморкается и открывает ящик комода.

Анна (шепотом). Твоя мама плакала.

Хенрик. Плакала?

Анна. Разве ты не заметил, какие у нее красные глаза и опухшее лицо? Она плакала.

Хенрик (легкомысленно). У мамы всегда лицо опухшее. Да и плачет она почти постоянно. По-моему, ей нравится плакать.

Анна. Она знает.

Хенрик. Что знает?

Анна. Не прикидывайся.

Хенрик. Ты хочешь сказать, что она слышала?..

Анна (кивает). Ну да. И теперь считает, что ее малыша уводит из дома падшая женщина!

Хенрик. Э, это все твои фантазии!

Анна. Тихо, она идет.

Альма открывает дверь. Она причесалась и нацепила кружевной чепчик. И надела туфли вместо стоптанных тапочек. В руке у нее золотая филигранная цепочка с маленьким медальоном, на котором выгравирована буква А в обрамлении россыпи крошечных рубинов. Альма протягивает украшение, Анна вскакивает чуть ли не в страхе — в жесте Альмы нет ни грана дружелюбия.

Альма (деловито). Мне подарили этот медальон в день помолвки. Отец Хенрика подарил, медальон, разумеется, был ему не по карману, но он никогда не думал о деньгах. Видишь, Анна, на нем выгравирована буква А. Поэтому я считаю, что ты должна взять медальон как подарок от отца Хенрика, словно бы он с нами. Вот. Разреши, я надену тебе его на шею.

Анна. Это слишком дорогой подарок. А вы сами, тетя, разве…

Альма. Молчи, глупышка. Это совсем скромный подарок. Ты, конечно, привыкла к более роскошным.

Анна (без всякого выражения). Спасибо.

Альма. А теперь вам пора. Я вас не провожаю, надеюсь, вы не обидитесь. Мне трудно ходить. Астма. (Целует сына.) До свидания, Анна, надеюсь, я буду в состоянии приехать на свадьбу. Поторопитесь! Вот зонтик. (Целует Анну в щеку.) Спасибо, что дала себе труд приехать.

Анна (в панике). Мы скоро еще приедем.

Альма. Прекрасно!

Хенрик. До свидания, мама.

Они скатываются с лестницы и выходят на дождь. Чемодан несут вдвоем. Хенрик держит над Анной зонтик, они почти бегут по пустой, мокрой от дождя улице. Бегут словно от большой опасности. Внезапно Хенрик разражается смехом.

Хенрик. Ну и женщина! Ну и женщина!

Анна. Что такое, Хенрик?

Хенрик. И эта женщина — моя мать!

Анна. Идем же.

Хенрик. Да, надо спешить.

Стоит ли Альма за занавеской? В дневнике моей бабушки, который она вела весьма спорадически, есть запись за 14 сентября 1912 года: «Хенрик со своей невестой приехали с визитом. Она удивительно красива, он кажется счастливым. Вечером пришел Фредрик Паулин. Говорил о старых неприятностях. Что было весьма некстати и расстроило Хенрика».

По коридору прошел кондуктор, предупредил: следующая Форсбуда. Анна с Хенриком сидят рядышком, держась за руки, вид у них напряженный, но торжественный. Дождь сопровождал их почти на всем пути, но сейчас в пыльное купе вдруг брызнуло солнце, вычерчивая резкие контуры и бросая бегущие тени на лица и панели. Уже далеко за полдень, солнце стоит низко. Хенрик, уткнувшись лицом в щеку Анны, говорит: «Анна! Что бы ни случилось, какие бы сюрпризы нас ни ожидали, с какими бы странными людьми нам ни пришлось встретиться, все-таки мы вместе». «Да, теперь мы будем вместе всегда», — шепчет Анна сквозь дребезжание и скрежет тормозов; грохочут колеса по настилу небольшого моста, паровоз, поддав пару и запыхтев еще сильнее, прибавляет ход, и вот он уже стоит у блестящего от дождя каменного перрона Форсбуды. Грохочет дверь багажного вагона, звенит решетка, опускается семафор, станционный смотритель делает знак рукой — паровоз, стуча плунжерами, удаляется. Это всего лишь небольшой местный поезд, он тут же скрывается за поворотом у озера. На перроне остались Анна и Хенрик, они оглядываются вокруг. Между ними стоят два чемодана — один большой, другой поменьше.

У торца станционного здания ждет лошадь, запряженная в кабриолет с опущенным верхом. Рядом возвышается мужчина в длинном пальто с галуном на воротнике и в сдвинутой на глаза фуражке. «Вы пастор?» — спрашивает Фуражка, не двигаясь с места. «Да, это я», — отвечает Хенрик. «Значит, вы едете со мной. Заводчик приказал отвезти вас к настоятелю. Но он ничего не говорил о спутниках». «Это моя невеста», — говорит Хенрик. «Вот как, ну, тогда невеста тоже с нами поедет, хотя заводчик не упоминал про невесту», — ответствует Фуражка, по-прежнему не двигаясь с места. Анна с Хенриком берут чемоданы и несут их к кабриолету. Фуражка засовывает их под сиденье, Анна с Хенриком усаживаются. Кучер помещается на козлах за спиной пассажиров: «Хорошо, что я не запряг коляску, в ней всего два места, — говорит Фуражка, щелкая кнутом. Лошадь резво трогается с места. — Пришлось бы фрёкен остаться на станции», — добавляет он, улыбаясь беззубой, но добродушной улыбкой.

Хенрик, сообразив, что это шутка, дабы завязать разговор, спрашивает, весь ли день шел дождь. «Целый божий день, а к вечеру припустит еще сильнее, так что хорошо, что я не запряг одноколку, как хозяин приказывал, ведь она без откидного верха. Как только поезд подошел, я опустил верх».

Потом долгое время царит молчание. «Вон церковь, — говорит Фуражка, указывая на громоздкий собор XVIII века, раскинувшийся на склоне холма в окружении редких, по-осеннему красных деревьев. — Но