Благие намерения

кружевным воротником и широкими манжетами. Седые волосы собраны в замысловатый пучок на затылке. Фрёкен Лисен в честь праздника надела черное выходное платье, брошь, маленькие золотые сережки, в волосах настоящий черепаховый гребень, на ногах выходные скрипящие ботинки.

В таком снаряжении три женщины и малыш Даг собираются справлять самое грустное в истории Дома Рождество. Елка, стоящая в простенке между окнами гостиной, в традиционном убранстве. Несмотря на кризис и карточную систему, горит множество свечей. Под елкой лежат подарки, упакованные в разноцветную бумагу. Мерцает хрустальная люстра, в зеркалах бра многократно отражается пламя свечей. На столе — рождественские ясли, дециметровые фигурки воссоздают библейский сюжет. Благодаря скрытой электрической лампочке, обернутой в красную папиросную бумагу, свет струится от фигур Девы Марии и Младенца. Потрескивает огонь, постреливая снопами искр в защитный экран.

Ровно в пять раздаются громовые удары в дверь, и в комнату вваливается дядя Карл, выряженный Дедом Морозом. «Просто кошмар! — кричит он. — Кошмар! Свихнуться можно! А! Черт подери! Есть здесь какие-нибудь милые детки? Или только скучные старухи да сбежавшие от мужей жены? Ладно, ладно, мамхен, буду серьезным, но я чуть от смеха не лопаюсь, когда вижу ваши старания, с ума сойти. Итак, равнение на середину: есть здесь какой-нибудь славный малыш?» Дядя Карл поворачивается лицом в жуткой маске к четырехлетнему мальчику, который тотчас начинает плакать. Карл сдирает с себя маску, сажает Дага на колено и принимается играть на губе, одновременно трубя носом. Мальчик, затихнув, с восхищением взирает на одутловатое, кроткое лицо, которое гримасничает и наигрывает разные мелодии. «Теперь я заслужил рюмочку, — вздыхает дядя Карл, надевая пенсне. — Черт подери, ну дамы и вырядились! Глазам не верю».

«Пора за стол, — говорит фру Карин, беря мальчика за руку. — Ты будешь сидеть с бабушкой».

На кухне все так, как бывало всегда. «Здесь не пахнет ни кризисными временами, ни голодом», — говорит Карл, хлопая в пухлые ладоши. «Мы сначала решили не праздновать Рождество в этом году, — объясняет фру Карин. — Но потом передумали. Нельзя лишать мальчика привычного праздника».

Несколько часов спустя силы истощены, маски потрескались, свечи в держателях и подсвечниках мигают и умирают, огонь в печах чахнет и тлеет, воцаряется сумрак. Даг заснул в своей все еще слишком большой кровати в окружении подарков. Дядя Карл сник на зеленом диване. Язык у него заплетается, а в паузах он задремывает. Лисен сидит на стуле с прямой спинкой, сложив руки на шелке платья, и не отрывает взгляда от свечи на елке, которая, помигав, гаснет, потом вдруг опять разгорается почему-то голубоватым пламенем.

Фру Карин и Анна устроились в креслах, лицом к кафельной печи, они смотрят на тлеющие угли, погрузившись в тепло, уже пахнущее пеплом.

Карин. Я начала перед сном выпивать по рюмке коньяка. И помогает, и согревает.

Анна. Помогает?

Карин. Плохо стала спать.

Анна. У тебя ведь никогда не было бессонницы.

Карин. Это время прошло. Раньше в штормовые дни я прекрасно спала. А теперь уже нет. (Пьет.)

Анна. Спасибо большое, мамочка, за замечательный сочельник.

Карин. По-моему, было ужасно.

Анна. Даг вполне доволен.

Карл (хрюкает). Я тоже весьма доволен, мамхен.

Карин. Спасибо, милый Карл, ты очень добр. (Потягивается.) Я не отличаюсь большой чувствительностью, отнюдь. Но мне хотелось плакать. Несколько раз возникало такое желание. И тогда я сказала себе: ты сошла с ума, Карин Окерблюм, чего это ты расхныкалась?

Карл. Надо быть храбрым. (Тихонько хихикает.)

Анна. Сегодня утром пришло письмо от Хенрика.

Карин. Я не хотела спрашивать.

Анна. Пишет, что все хорошо.

Карин. Приятно слышать.

Анна. Передает привет.

Карин. Спасибо, передай ему тоже, когда будешь писать.

Карл (шмыгает носом). Я предупреждал его. Берегись, черт тебя задери, семейства Окерблюм, говорил я.

Анна (не обращая внимания). Он будет служить рождественскую заутреню в большой церкви. Часовню пока закрыли. Там печка сломалась.

Карин. Значит, у него все в порядке.

Анна. Вроде бы. На праздники он отослал домой Мейан и Миу. Они с Яком ходят на долгие лыжные прогулки.

Карин. А как он справляется с едой?

Анна. Его часто приглашают обедать к настоятелю.

Карин (пьет). Как хорошо, что у него все в порядке.

Анна плачет.

Карин смотрит на дочь.

Лисен, обернувшись, смотрит на Анну.

Карл. Ну, Деду Морозу пора в гостиницу. Спасибо за сегодняшний вечер, дорогая мамхен. Спасибо, фрёкен Лисен. Спасибо, Анна-плакса. (С нежностью.) Никакого сладу с тобой. Дай я тебя облобызаю. Поплачь, душенька! Женщины плачут, чтобы у них глаза красивее были. Да, да, мамхен. Я ухожу. И завтра мы не увидимся, потому что я утром еду в Стокгольм. Нет, нет, я сам справлюсь. Сиди, сиди же, черт побери. Я не слишком пьян. Костюм Деда Мороза оставлю в гостинице. Да, кстати, передай привет братцам и поздравь их от меня с Новым годом. Впрочем, нет, не передавай привета. Есть пределы моей способности к лицемерию. Сегодня вечером я их достиг и перешел. До Нового года новых поступлений не будет.

Хлопает дверь прихожей. Карл насвистывает на лестнице. Лисен, взобравшись на стул, задувает последние свечи на елке. Потом желает спокойной ночи и исчезает на кухне, где убирает со стола и наводит порядок. Карин протягивает руку и ловит руку дочери.

Карин. Тебе холодно?

Анна. Нет, нет, тепло.

Карин. Твоя ладонь.

Анна. Знаю. Когда мне грустно, руки и ноги просто леденеют. Ты же помнишь. (Без перехода.) Мне так страшно за Хенрика: меня совесть из-за него замучила.

Итак, Хенрик на неопределенное время отослал домой Миу и Мейан. После чего проявил практические и организационные таланты: в частности, предпринял эффективное сокращение линии фронта и перебрался в опустевшую комнату для прислуги. Таким образом, он может бороться с космической стужей. Плита топится круглосуточно, стенка, прилегающая к плите, и кафельная печь поддерживают тепло. В остальном же порядок в доме соблюдается скрупулезно: он ежедневно моет посуду, застилает раскладной диван, экономно расходует керосин, пополняя его запасы по мере надобности, чистит свое пасторское облачение, гладит брюки, раз в день ест горячую пищу. Все необходимое приносит сосед, который ежедневно ходит по делам в лавку. Каждое утро Хенрик на лыжах отправляется в пасторскую контору — получасовая прогулка,