— Я не все это время был там.
— Куда вы еще ходили?
— Меня пригласили выпить вина на одну прекрасную виллу недалеко отсюда.
Эадульф и Фидельма раздраженно переглянулись.
— А кто пригласил вас на эту виллу, Эанред?
— Греческий врач, которого я часто видел здесь.
Фидельма удивленно подняла брови.
— Корнелий? Вы говорите о Корнелии Александрийском?
Эанред радостно улыбнулся и закивал.
— Да, его так зовут, сестра. Корнелий, да. Корнелий пригласил меня посетить его виллу здесь неподалеку, чтобы посмотреть старинные произведения искусства из его собрания и выпить с ним. Мне нравится слушать его рассказы о дальних странах, хотя у меня с латынью не очень хорошо, я же не ученый, понимаете.
— Значит, вы провели вечер с Корнелием, и он это подтвердит?
— Да, я был с ним, — нахмурился Эанред, видимо, не вполне понимая, к чему ведет Эадульф.
— Ясно. А когда вы вернулись и узнали о том, что случилось, вы сказали, что брат Себби велел вам разбудить настоятеля Путтока. Вы сделали это?
— Да.
— Настоятель Путток спал в своей комнате?
— Да, он крепко спал в своей комнате.
— И что было дальше?
— Настоятель был очень взволнован, надел ризу и пошел в покои Вигхарда, где было много людей.
— А вы что сделали?
— Я пошел в свою комнату, рядом с комнатой настоятеля, и уснул, потому что очень устал и выпил слишком много вина у врача-грека.
— И вам не было интересно, отчего умер Вигхард?
Брат Эанред равнодушно пожал плечами.
— Все мы умрем рано или поздно.
— Но Вигхарда убили.
Лицо монаха ничего не выражало.
— Брат Себби велел мне передать настоятелю, что Вигхард мертв. И все.
— Вы не знали, что его убили?
— Теперь знаю, сестра. Потому что вы так сказали. Мне уже можно идти? Настоятель хотел, чтобы я пришел к нему.
Фидельма посмотрела на него долгим тяжелым взглядом, потом тихо вздохнула.
— Хорошо. Можете идти.
Монах поклонился и вышел.
Фидельма повернулась к Эадульфу и Лицинию. Эадульф улыбался, качая головой.
— Да, ну что ж… Действительно, очень простой человек. Однако потому меня и удивляет, что Корнелий хотел провести с ним вечер, не говоря уже о том, что беседовал с ним об искусстве.
— Похоже, что беседа была односторонней, — согласилась Фидельма. — Есть множество людей, которые любят поговорить и не придают особого значения тому, диалог это или монолог. Вероятно, наш друг Корнелий из таких. Ему просто был нужен слушатель, а не собеседник.
— Вот уж кто не внушает благочестивых мыслей, так это настоятель Путток, — заметил Лициний.
— О да. Наглый, честолюбивый… — Фидельма вдруг остановилась. — Какова мера его честолюбия, хотела бы я знать?
Эадульф вдруг нахмурился и недоверчиво посмотрел на нее.
— Постой, Фидельма. Не надо забывать про Ронана Рагаллаха. Ты ведь не хочешь сказать, что подозреваешь настоятеля в убийстве Вигхарда?
Фидельма на миг улыбнулась.
— Эадульф, я не забыла о Ронане. Просто для меня этот вопрос еще не решен. Осталось кое-что неясное.
Фурию Лицинию, который все это время стоял, не произнося ни слова, явно надоело ждать, судя по выражению его юного аристократического лица.
— Вы все еще собираетесь пойти обыскать жилище брата Ронана? — спросил он.
— Да, Лициний, скоро. Я сначала хочу осмотреть все помещения на этом этаже. Ведь то, что мы не нашли ничего здесь, не означает, что не нужно искать в остальных комнатах.
— Но они все были заняты в час убийства. — Лицинию было явно не по себе.
— Нет, — ответила Фидельма. — Например, мы только что узнали от Эанреда, что его комната была свободна — он вернулся сюда уже после убийства.
— И ты намерена обыскать все комнаты? — иронически поинтересовался Эадульф. — Покои Путтока, например?
Тессерарий сделал несчастное лицо:
— Покои настоятеля там, в конце коридора, но кто может заподозрить настоятеля…
Фидельма гневно фыркнула.
— Если мне поручено заниматься этим, мне нужны все возможные сведения, — раздраженно ответила она стражнику. — Сначала мне говорят, что обыск проведен. Потом выясняется, что в покоях Вигхарда никто не искал. Теперь мне говорят, что искали не во всех комнатах на этаже. А только в тех, о которых вы думали, что они были не заняты!
От ее внезапного гнева молодой тессерарий слегка побледнел.
— Простите меня, но это была обязанность декуриона… — Тут он заметил, что пытается все свалить на другого, и удрученно замолк. — Я просто думал…
— Давайте думать буду я, — перебила Фидельма. — А вы просто скажете мне правду — все, как есть и в точности, не более и не менее.
Фурий Лициний неуверенно пожал плечами.
— Но обыскивать покои настоятеля Путтока точно нельзя. Он… в конце концов, он настоятель…
Фидельма презрительно фыркнула в ответ на этот довод, и тессерарию пришлось искать другое объяснение:
— Но он был у себя во время убийства. Убийца не мог бы ничего спрятать там, не потревожив настоятеля…
Фидельма повернулась к Эадульфу.
— Проверь, ушли ли уже Путток и Эанред на встречу с епископом Геласием. Если ушли, мы сейчас пойдем осматривать их покои.
Лициний выглядел возмущенным.
— Но…
— У нас есть на это полномочия, тессерарий, — оборвала его Фидельма. — Мне стоит напомнить вам об этом?
Эадульф вышел, прошел по коридору и вскоре вернулся.
— Они ушли, — доложил он.
Фидельма отправилась в комнаты настоятеля и его слуги. Осмотр покоев Путтока не занял много времени. Ясно стало одно: Путток любил побаловать себя, поскольку его комната не отличалась той простотой и скромностью, какую Фидельма ожидала от человека, вступившего на путь смирения и благочестия. Видно было, что Путток накупил домой на память немало драгоценных вещиц. Однако ничего не указывало на то, что в этой комнате спрятано что-то, похожее на сокровища из Вигхардова сундука.
Здесь было такое же окно, как и в комнате Эадульфа, выходившее во внутренний двор. Под окном шел узкий карниз, тянувшийся по всей длине здания. Так как он был всего несколько дюймов в ширину, Фидельма поняла, что спрятать что-либо вне комнаты тоже невозможно.
— Комната Эанреда — следующая? — раздраженно спросила она, выйдя в коридор.
