Принципы ведения войны

другим словами, если бы наступление отличалось от обороны только преследованием позитивной цели, которая есть у одной стороны и отсутствует у другой, а сама борьба всегда была бы одной и той же, тогда в такой борьбе любой успех одной стороны оборачивался бы неудачей другой и существовала бы настоящая полярность.

Но военные действия подразделяются на два вида, наступление и оборону, которые очень различны по своей природе и не равны по силе. Поэтому полярность заключается в их отношении к решающему моменту, то есть к бою, но не в самом наступлении или обороне.

Если один полководец хочет отсрочить решающий момент, то другой должен желать его ускорить, но лишь при условии, что он останется при той же самой форме ведения войны. Если в интересах А атаковать противника не сейчас, а четырьмя неделями позже, то в интересах Б быть атакованным не через четыре недели, а сейчас. Это прямой антагонизм интересов, но из этого никоим образом не следует, что в интересах Б атаковать А сейчас. Это, очевидно, явление иного порядка.

Эффект полярности часто уничтожается превосходством обороны над наступлением, и именно этим объясняется временная приостановка военных действий

Если оборона сильнее наступления, как было указано ранее, тогда возникает вопрос: так ли велико преимущество отсрочки решения для обороняющегося, как преимущество обороны для наступающего? Если нет, то противоположности не уравновешиваются, и течение военных действий будет обусловлено другими соображениями. Поэтому побудительная сила, присущая полярности интересов, может потеряться в разнице сил наступления и обороны и таким образом оказаться неэффективной.

Итак, если та сторона, для которой настоящий момент благоприятен, слишком слаба, чтобы обойтись без преимущества обороны, она должна смириться с неблагоприятными перспективами на будущее; возможно, будет выгоднее вступить в оборонительную битву в малообещающем будущем, чем сейчас предпринять наступление или заключить невыгодный мир. Будучи уверены, что превосходство обороны (верно понятое) огромно и гораздо больше, чем может показаться на первый взгляд, мы полагаем, что большее количество периодов бездействия, которые возникают в войне, объясняется именно такими соображениями, не противоречащими природе войны. Чем менее важны цели, преследуемые войной, тем чаще и продолжительнее будут паузы в военных действиях вследствие различной силы наступления и обороны. Все это подтверждается опытом прошлых войн.

Вторая причина состоит в недостаточном знании обстановки

Но есть еще одна причина, которая может остановить военные действия, а именно неполное владение ситуацией. Каждый полководец может полностью знать только собственное положение; положение противника он может знать лишь из сообщений, которые ненадежны. Следовательно, у него может сложиться ложное суждение об обстановке, и, вследствие этой ошибки, он может предположить возможность инициативы у противника, тогда как на самом деле действовать следовало бы ему. Недостаточное владение ситуацией, безусловно, может так же часто служить причиной как несвоевременного действия, так и несвоевременного бездействия; но само по себе оно не способствует ни откладыванию, ни ускорению военных действий. И все же недостаточное знание обстановки всегда надо учитывать, как одну из естественных причин, не противоречащих природе войны, которая может остановить военные действия. Но если задуматься, насколько больше мы склонны переоценивать, нежели недооценивать силу нашего противника, потому что это в природе человека, то придется признать, что наше недостаточное знание обстановки вообще должно очень способствовать отсрочке военных действий и видоизменять принципы, определяющие наше поведение.

Возможность пауз видоизменяет военные действия, поскольку она перемежает эти действия временными остановками, что до известной степени уменьшает интенсивность борьбы, задерживает надвигающуюся опасность и увеличивает средства восстановления потерянного равновесия. Чем напряженнее была обстановка, приведшая к войне, тем энергичнее она ведется и тем короче будут периоды бездействия, и, наоборот, чем слабее напряженность войны, тем дольше будут эти периоды; ведь сильные мотивы усиливают волю, а это, как мы знаем, всегда является фактором, придающим силы.

Частые периоды бездействия в военных действиях все больше отдаляют войну от абсолюта и еще больше ставят ее в зависимость от учета возможностей

Чем медленнее идут военные действия, чем чаще и длиннее периоды бездействия, чем легче исправить ошибку; следовательно, тем смелее будет полководец в своих вычислениях, тем меньше он приближается к крайности и строит свои действия на учете возможностей. Для оценки обстановки в каждом конкретном случае выделяется больше или меньше времени, в зависимости от того, медленнее или быстрее протекает война.

Следовательно, чтобы сделать войну игрой, нужен лишь элемент случайности, а в нем никогда нет недостатка

Из вышесказанного мы видим, как объективная природа войны сводит ее к расчету вероятности; теперь недостает лишь единственного элемента, чтобы обратить ее в игру, и этот элемент — случай. Нет ни одного рода занятия, который бы так постоянно и так основательно зависел от случая, как война. Но наряду со случаем значительное место в войне занимает удача.

Война обращается в игру как по своей объективной, так и по субъективной природе

Если рассмотреть субъективную природу войны, то есть те средства, с которыми она ведется, она нам еще больше покажется игрой. Стихия, в которой ведутся военные действия, — это опасность; но какое из всех моральных качеств первое в опасности? Мужество. Безусловно, мужество вполне совместимо с осторожным расчетом, но все же это все явления совершенно иного толка, по существу, иные качества духовных сил человека. А вот отвага, вера в удачу, дерзость, безрассудство являются проявлениями мужества, и все эти свойства человеческой натуры стремятся к риску, потому что это их стихия.

Итак, с самого начала мы видим, что в расчетах военного искусства абсолютное, так называемое математическое, не находит для себя надежного базиса. С самого начала в эти расчеты вторгается игра возможностей, вероятностей, везения и невезения, которые, как паутина, опутывают все детали ведения войны своими прочными и тонкими нитями и делают руководство военными действиями похожим на азартную игру.

Как это согласуется с человеческим разумом вообще

Хотя наш разум всегда стремится к ясности и уверенности, наш дух все же нередко привлекает неведомое. Дух человека почти никогда не идет вместе с рассудком по узкой тропе философских изысканий и логических заключений. Ведь, двигаясь по этому пути, он почти бессознательно достигает областей, где чувствует себя посторонним, отделенным от всех хорошо известных понятий, поэтому дух человека и его воображение предпочитают оставаться в царстве везения и удачи. Взамен скудной необходимости они упиваются здесь богатством возможностей, которые окрыляют мужество. Риск и опасность становятся той стихией, в которую они устремляются, как бесстрашный пловец бросается в реку.

Оставит ли теория эти моменты и двинется ли дальше, удовлетворенная абсолютными выводами и правилами? Тогда она не имеет никакой практической пользы. Теория обязана принимать во внимание человеческую натуру; в ней должно находиться место мужеству, отваге, даже безрассудству. Военному искусству приходится иметь дело с живыми людьми и моральными силами, откуда следует, что оно никогда не может достичь абсолютного и достоверного. Для риска всегда остается простор, причем одинаково широкий как в более крупных делах, так и в более мелких. Риску противопоставляются храбрость и вера в свои силы. Насколько велики последние, настолько же может быть велик и риск — простор, предоставленный неведомому. Поэтому мужество и уверенность в себе являются для войны существенными принципами, следовательно, теория должна устанавливать лишь такие законы, которые предоставляют полную свободу для всех степеней и разновидностей этих необходимых и благороднейших военных доблестей. В риске есть своя мудрость и даже осторожность, только они измеряются по другой шкале ценностей.

Война всегда есть серьезное средство для достижения серьезных политических целей. Это более специфическое определение

Такова война; таков полководец, ведущий ее; такова теория, управляющая ею. Но война не развлечение; не простая страсть к риску и победе; не творчество свободного вдохновения. Это серьезное средство для достижения серьезной цели. Все цвета радуги, которыми переливается на войне удача, все