— Нельзя останавливаться, если не хочешь, чтобы они нас сцапали, — сказал Джим, проползая под сцеплением двух вагонов.
Я села на сцепку, перекинула на другую сторону ноющие ноги и на мгновение остановилась, чтобы набрать воздух в легкие.
— Мне все равно. Пусть меня сцапают. Мне просто нужно передохнуть. У меня сейчас сердце разорвется.
— Ну, еще немного, — подбадривал меня Джим, проползая под ограждением с красной надписью: «Danger! Interdit аи public».
Мне не нужно было знать французский, чтобы понять, что это означает.
Не успела я открыть рот, как услышала голоса двух мужчин в том туннеле, откуда мы только что выбежали. Я захлопнула рот, перелезла через сцепку высотой мне по пояс и, упав на четвереньки, с трудом подавила изумленный возглас. Мы оказались в небольшом колодце, — очевидно, это был какой-то заброшенный переливной клапан; и, кроме красного металлического карниза, под ногами у меня ничего не было.
Меня не пришлось просить вести себя тихо; скрючились, стараясь слиться со стеной. Поскольку между нами стояли вагоны, люди Фиата не могли нас увидеть — для этого им пришлось бы подойти прямо краю колодца и вглядеться вниз. Я сидела, обхватив руками Джима и прижавшись лицом к его лохматой голове, чтобы заглушить звуки своего хриплого дыхания. Секунду спустя на пересечении туннелей оказались другие, звавшие Ринальдо. Я не стала рисковать и подыматься, чтобы взглянуть на них. Несмотря на то, что я не поняла ни слова из их разговора — очевидно, с драконы в основном родом из Италии, — судя по рассерженному тону, они были далеки от того, чтоб радоваться жизни. Посовещавшись около минуты, они ушли, причем каждый углубился в один из туннелей.
— Ты как думаешь, они вернутся? — прошептала я в мохнатое ухо Джима.
— Перестань, щекотно, — ответил Джим, подставляя мне голову.
Я почесала у него за ухом — я знала, что ему нравится.
— Надо уходить, — прошептала я; вспомнив туристов, переговаривавшихся и окликавших друг друга, я сообразила, что звук здесь распространяется очень хорошо.
— Нет! Думаю, нужно здесь подождать, пока они не станут называть тебя «Призраком Канализации».
Я дала ему по загривку и с довольно громким кряхтеньем приподнялась, чтобы вылезти из отстойника.
— Я слишком стара для всего этого. Я хочу домой. Пусть Дрейк забирает себе дурацкое Око. Пошел он к черту, этот мир. Мне нужна только горячая ванна и мягкая постель.
— Ты эгоистка, эгоистка, эгоистка, — заквакал Джим, проворно вылезая из колодца. — Давай сюда.
Я обернулась:
— Ты что, у нас знаток сточных труб? Откуда ты знаешь, что выход именно там?
Джим кивнул на небольшой голубой знак с надписью: (Avenue Bosquet). Красная стрелка указывала вверх; рядом виднелся ряд каких-то металлических рукояток, вмонтированных в стену.
— О, значит, это и есть выход?
— Точно.
Когда я волокла Джима вверх по стене, показались двое туристов. Демон не в состоянии был лезть сам, и после того, как я наотрез отказалась нести его на себе, он уцепился за меня и тащился как хвост, пока я хваталась за ручки. Я боюсь даже представить, что подумали о нас туристы, но надеюсь, девочка с фотоаппаратом пришлет мне снимок, который она сделала в тот момент, когда я откинула крышку люка и в полном изнеможении выползла на проезжую часть авеню Боске, еще согретую лучами заходящего солнца.
— Напомни мне, — выговорила я, уворачиваясь от проезжавшей машины. Я пинком вернула крышку на место и рухнула на землю между двумя припаркованными машинами. Джим, сидя на тротуаре, смотрел, как я, согнувшись пополам и не обращая внимания на взгляды прохожих, ловлю ртом воздух. — Напомни мне об этом, если мне еще раз придет в голову светлая мысль навестить Виверна в его логове.
— Ты думаешь, что еще способна на такую глупость? — вполголоса спросил Джим.
Я привалилась спиной к машине и закрыла глаза; силы покинули меня.
— Никогда не знаешь, Джим. Никогда не знаешь, что будет завтра.
Глава пятнадцатая
Пока такси везло нас к дому Офелии и Пердиты, мне не давало покоя тревожное чувство: я не знала, что Фиат успел прочесть у меня в голове, прежде чем я окружила себя мысленными барьерами. Я не была уверена в том, что мне удалось скрыть от Фиата свой адрес, однако надеялась на лучшее. Но никто не подстерегал меня ни у парадной, ни в квартире, и, ввалившись в холл, я сунула ключи Офелии в сумочку и понеслась в ванную, чтобы смыть с себя вонь сточных труб.
Только после девяти я вышла из ванной в клубах пара, источавшего аромат жасмина; все мое тело ныло и было покрыто царапинами и синяками от ползания по туннелям и оттого, что пришлось тащить на себе по отвесной стене огромного демона в обличье ньюфаундленда. Но канализацией хотя бы от меня больше не пахло.
Я оставила Офелии и Пердите записку, в которой объясняла, что слишком устала, чтобы идти в клуб. Затем, прогулявшись с Джимом в ближайшем парке, забралась в постель и почти мгновенно погрузилась в глубокий сон без сновидений.
По крайней мере сначала сновидений не было.
«Нет, это происходит не со мной», — сказала я себе, входя в круг света. Я понятия не имела, где нахожусь. Я смогла разглядеть только высокий сводчатый потолок; длинное узкое помещение напоминало неф готического собора. Тем не менее я почему-то была твердо уверена в том, что Дрейк где-то здесь, среди теней. Оглядевшись, я вдруг заметила, что на мне не та кремовая с кружевами сорочка, в которой я ему снилась последние два раза. Сегодня я была одета в облегающее черно-красное платье для фламенко, со сборчатыми рукавами и глубоким вырезом, демонстрирующим большую часть моей груди и всю спину. Расклешенная юбка из алых и черных клиньев шелестела при каждом движении. Это было очень сексуальное платье, я никогда не носила ничего настолько смелого и соблазнительного.
Откуда-то раздались звуки танго, и в круг света медленно вошел Дрейк, одетый во все черное. В свете какой-то яркой лампы, висевшей над нами, блестела его шелковая рубашка, похожая на жидкий агат, струящийся по его груди и рукам. Он остановился и протянул мне руку. Я машинально повернулась к нему, сжала его руку и, сделав оборот вокруг себя, оказалась в его объятиях; наши сцепленные руки замерли у меня за спиной. Кроваво-красный шарф у Дрейка на поясе был точно такого же цвета, как мое платье.
— Я не умею танцевать танго, — проговорила я, как всегда завороженная его присутствием.
— Теперь умеешь.
Голос его, глубокий, низкий, пробудил во мне все мои невысказанные эротические желания, и по спине пробежал холодок; я вся задрожала, но от страха или от возбуждения — сама не знаю.
Кружась, я устремилась прочь, Дрейк — за мной, и наши тела сплелись в чувственном танце, в котором не было никаких правил, кроме нашего взаимного притяжения. Лилась музыка, и мы танцевали; его тело спрашивало, и мое отвечало, мои ноги двигались в такт с его ногами, кончик моей туфли медленно скользил — к его колену, и от этой ласки я буквально сходила с ума. Мы извивались в чувственном танго в круге света, и юбка овевала его ноги; мы даже не касались друг друга и все-таки были неразрывно соединены взаимной cстрастью, которая от одного лишь прикосновения вспыхну с новой силой. Я закружилась, устремляясь влево, он вправо, наши тела снова соприкоснулись, затем paзашлись, повинуясь ритму музыки. Я не сводила взгляда от его изумрудных глаз, в глубине которых тлел скрытый огонь; руки его скользнули по моей талии, приподняли меня на миг, и чувства захлестнули меня настолько, что я не в силах была вымолвить ни слова Затем он отпустил меня, и мы снова описали круг под яркими лучами света, и
