Правильно? Именно это вы сказали им, сенатор?
— Да, суть сказанного мной сводилась к тому.
— Но ведь это была ложь?
— Вопрос, заключающий в себе ответ, — протестует Томми.
Я отклоняю возражение. С моей точки зрения, адвокат, ведущий перекрестный допрос, имеет право устроить проверку свидетеля на искренность.
— Это была ложь, — произносит после долгой паузы Эдгар. Сейчас он не может удержаться от того, чтобы не бросить быстрый взгляд на ложу присяжных, где сидят газетчики.
— Понятно, — говорит Хоби. — И если я правильно понял суть ваших вчерашних показаний, то вы солгали в первую очередь потому, что считали, будто признание связей с такой личностью, как Хардкор, может нанести серьезный ущерб вашей репутации политического деятеля, не так ли?
— Это было лишь одной из причин. Я должен также сказать, что в тот момент мне и в голову не пришло, что мое предполагавшееся присутствие там имело что-то общее с этим инцидентом. Ведь первоначально все было представлено мне как случайная гибель в перестрелке между уличными хулиганами.
— Ладно, давайте поговорим о том, что смущало вас, сенатор. Вы же не думали, что оказывать помощь обездоленным меньшинствам предосудительно, не так ли?
— Моя позиция по этому вопросу общеизвестна, мистер Таттл.
— Так в чем же проблема? — Хоби задирает голову к потолку, и его вопрос на секунду повисает в воздухе. — Или ваша попытка придать деятельности преступной группировки «УЧС» политическую направленность могла, как вы опасались, быть истолкована в невыгодном для вас свете? А может быть, вы предприняли какие-то конкретные шаги, о которых вам не хотелось говорить?
Впервые с начала сегодняшнего заседания Эдгар заерзал в кресле.
— Последнее ближе к истине, я думаю.
— Последнее, — многозначительно повторяет Хоби. Он делает несколько шагов, глядя себе под ноги, а затем резко поворачивается и пристально смотрит на свидетеля. — Сенатор, дело в том, что до сих пор вы так и не сказали всей правды о ваших отношениях с «УЧС», верно?
— Я ответил на вопросы, которые мне были заданы, мистер Таттл.
— И эти вопросы, как вам хорошо известно, основывались на показаниях, данных Хардкором, правильно?
— Я не знаю, на чем они основывались. Полагаю, что существует лишь одно основание.
— Хорошо. Давайте перейдем к конкретным деталям, сенатор. Вот, например, та встреча. Вы помните ее? Прошлым летом? Нил. Хардкор. Ти-Рок. И вы. Ваша четверка удобно устроилась в бронированном лимузине Ти-Рока. Припоминаете?
— Я видел реконструкцию этой сцены по всем трем местным каналам, мистер Таттл. Так что теперь имею о ней очень хорошее представление.
В ложе для присяжных раздается громкий смех. Эдгару также удается изобразить на лице подобие улыбки.
— И там, в том лимузине вы читали им проповедь, верно? Ведь вы же священник по образованию, сенатор, не так ли?
— Совершенно верно.
— И вы пытались им втолковать нечто, правильно? Пытались объяснить, что если им удастся организовать избирателей, провести кампании в поддержку своих кандидатов, то они добьются власти законным путем. Я правильно излагаю события?
— Более или менее.
— Они смогли бы стать легальными лидерами, такими же, как и другие политические деятели. И располагать влиянием. Потому что их объединяет один и тот же источник. Голоса и деньги. Я ничего не перепутал?
— Да, в этом заключалась суть моих предложений.
— Хорошо, а теперь скажите, пожалуйста, вы выдвигали эти предложения о внесении политической составляющей в деятельности «УЧС», о мобилизации голосов черного меньшинства, руководствуясь чисто альтруистическими побуждениями?
— Простите, я не понимаю вас, — отвечает Эдгар.
— Хорошо. Тогда поставим вопрос несколько иначе. Какую личную выгоду вы собирались извлечь в случае вашего предложения, сенатор?
— Я? Никакой.
— То есть все дело в ваших прогрессивных убеждениях?
— Не стану этого отрицать.
— Когда четыре года назад вы баллотировались в контролеры штата, вам не хватило для победы пятидесяти тысяч голосов, верно?
— Примерно так.
— А не мог бы более высокий процент явки среди избирателей, принадлежащих к афроамериканскому меньшинству, решить проблему недостающих голосов, особенно если опыт с «УЧС» удалось бы распространить и на другие гангстерские группировки?
Мольто вскакивает на ноги:
— Судья, вы же видите, что это уводит нас в сторону от сути дела. Именно этого я и опасался, когда мы совещались с вами в судейской.
Мне самой становится любопытно, что же Хоби думает о своих действиях. Я жестом предлагаю ему объясниться.
— Ваша честь, версия обвинения утверждает, что жертвой покушения должен был стать доктор Эдгар. Разве не так?
— Полагаю, что прежде всего об этом сообщили газеты, — произношу я многозначительным тоном.
Намек производит должный эффект. Хоби отводит глаза в сторону, и наполовину произнесенное слово закатывается ему назад в глотку с каким-то странным бульканьем. Лишь потом он осмеливается опять посмотреть на меня.
— Ладно, это не столь важно, — говорит он, — однако доктор Эдгар признал, что ему неизвестны мотивы, которые могли бы толкнуть его на совершение подобного преступления. Так неужели я должен быть лишен права показать, что мог быть и иной мотив, такой, который не имеет никакого отношения к Нилу Эдгару?
— Значит, вы сейчас преследуете именно эту цель?
— Да, именно этим я и занят в данную минуту.
— Он имеет право на подобные действия, мистер Мольто?
— Судья, мне ничего не известно о другом мотиве.
— Вот почему каждой стороне предоставляется свой шанс, мистер Мольто.
Я не нахожу в этом рассуждении ничего забавного, однако зал, реагируя на резкую смену атмосферы, разражается смехом. Томми часто заслуживает того, чтобы над ним немного поиздевались, однако у меня не было в мыслях выставлять его в смешном виде. С насупленным лицом он принимает мои извинения.
— Давайте заслушаем еще несколько вопросов, — предлагаю я.
Хоби отходит к подиуму, где, поглаживая свою бородку с проблесками седины, просматривает бумаги.
— Сенатор, давайте проясним одну вещь. Хардкор и Ти-Рок, они предлагали вам взятку за содействие в освобождении Кан-Эля или нет?
Эдгар недовольно жует челюстями.
— Не в столь витиеватой формулировке.
— Хорошо. Можно ли суть того, о чем они говорили, свести к предложению взятки?
— Мне показалось, что они пытались затронуть эту тему, заговорив о том, что дело могло бы быть выгодно для меня. И я сразу же прервал разговор. Я сказал им, что они могли бы сделать что-то для себя,
