«Трибюн».
— Он имел при себе такой пакет седьмого июля, когда вы передали ему чек?
Эдгар опять опускает голову, правда, ненадолго.
— Мне хотелось бы ответить утвердительно на этот вопрос, — говорит он. — Но я не могу в точности припомнить.
— Хорошо, сэр. Тогда скажите, Нил когда-либо говорил вам, что отвез деньги Хардкору?
— Судья, — запинаясь, произносит Томми, — вопрос требует показания со слов.
Хоби тоже понимает это и снимает вопрос.
— Хорошо, сенатор. А теперь давайте внесем ясность в один немаловажный вопрос. У Нила имелось когда-нибудь на каком-либо банковском счете десять тысяч долларов, о которых вам было бы известно?
— Нет.
— А вообще он брал у вас деньги в долг, скажем, время от времени?
— В прошлом довольно часто. Особенно до того, как устроился на работу. В последнее время это бывало гораздо реже.
— А о каких суммах идет речь?
— Пятьдесят долларов. Сто. Пятьсот, когда ему нужно было заплатить страховку за квартиру.
— Отлично! — Хоби с торжествующим видом прохаживается перед своим столом. Все идет как по маслу. Он уже ухватил за хвост птицу удачи и не намерен выпускать ее из рук.
Все произошло так быстро и почти без всякой подготовки, что мне хочется объявить перерыв, чтобы осмыслить случившееся. Однако Хоби стремится закрепить успех. Теперь он превращается в танк, сминающий все на своем пути.
— Кстати, какие шаги вы предприняли относительно Кан-Эля? Вы что-нибудь делали по этому поводу?
— Я сделал несколько звонков.
— Какой-то прогресс вами был достигнут? Вам удалось помочь?
— Не знаю, можно ли назвать это помощью. Ситуация там очень сложная, требующая значительных усилий и постоянного внимания.
— Вы проинформировали «УЧС» о том, что начало вами уже положено?
— Да, я сделал это.
— Когда и с кем вы разговаривали на эту тему?
— С Хардкором. Как раз накануне Дня труда.
— Вы лично беседовали с ним или по телефону?
— Я позвонил ему из своего офиса и договорился о встрече.
— И где же вы встретились?
— Это была очень короткая встреча. Мы встретились в моей машине на том же углу, где и раньше.
— То есть в той самой белой «нове», которую на следующей неделе взяла миссис Эдгар?
Вздрогнув, Эдгар дает утвердительный ответ.
— Хорошо. А в то время, сенатор, «УЧС» занималась какой-либо организационной деятельностью политического характера, каковая должна была развернуться после получения ими этой суммы?
— Если и занималась, то я об этом ничего не слышал и никаких доказательств не получил.
— А вы обсуждали этот вопрос с Хардкором: деньги ПДФ для «УЧС», деньги, которые вы им обещали и которые по вашей просьбе были переданы им Нилом?
— Да.
— Вы были очень возмущены и не скрывали этого, сенатор?
— Да, я был очень, очень расстроен.
— Вы сказали Хардкору, что он воспользовался этой ситуацией, чтобы погреть руки?
— Я сказал ему, что, с моей точки зрения, он поступил нечестно.
— Вы угрожали ему репрессиями со стороны прокуратуры?
— Да.
— А вы сказали Нилу, что дело приняло нежелательный оборот и что вы припугнули Хардкора обращением в прокуратуру?
— Нет. Я считал разговор на эту тему нежелательным. Как я уже говорил мистеру Мольто вчера, у нас с Нилом с самого начала возникли разногласия по поводу моих планов относительно Орделла.
— Но тем не менее, сэр, несколько дней спустя, когда Нил передал вам просьбу Хардкора о встрече, вас это не удивило?
— Нет, не удивило.
Диалог между адвокатом и свидетелем лишен эмоций и протекает почти механически. Безыскусная, не приукрашенная истина вступает в аудиторию во всей своей обескураживающей неприглядности, уныло и безрадостно, как осиротевший ребенок. Однако эта обыденность никак не преуменьшает впечатления, которое факты производят на меня и на всех прочих, — впечатления взорвавшейся бомбы. За десять лет, что мне довелось проработать в качестве обвинителя, а затем судьи, мне еще не приходилось сталкиваться с чем-либо подобным. Представитель защиты в ходе перекрестного допроса убедил меня в том, что его клиент, возможно, невиновен. Отпечатки пальцев Нила на мешке и на денежных купюрах, которые Хардкор предъявил следствию, теперь получили объяснение. Установлен и личный мотив Хардкора, который мог побудить его спланировать убийство Эдгара, — угроза натравить на него прокуратуру. Это был вызов как эго Хардкора, так и его благополучию. Опыт подсказывал мне, что во второстепенных деталях может выявиться некоторое противоречие или несовпадение. Но так обычно и бывает. Во всяком случае, все звучит очень логично, и услышанного сейчас мной более чем достаточно, чтобы вызвать сомнение в выводах следствия. В ложе для присяжных царит возбуждение. Дубински что-то говорит Стэнли Розенбергу, оживленно жестикулируя. Судя по всему, предметом их разговора являются деньги, которые Хоби только что бросил на стол обвинения с такой брезгливостью, словно это грязный мусор.
Тем временем я украдкой бросаю взгляд на Нила. Несколько дней назад, когда свидетельские показания давал Кратцус, я посмотрела туда и увидела, что Нил сидит, упершись подбородком прямо в столешницу, и бросает бумажные шарики в мишень, в качестве которой он приспособил стаканчик от чая, поставив его на край стола. В тот момент он казался столь отчужденным от всего, что происходило вокруг, что мне даже пришла в голову мысль, а нет ли где-нибудь в его шевелюре, полностью закрывавшей уши, наушников. Лишь теперь, когда были представлены доказательства его невиновности, он не сдержал эмоций, которые, впрочем, проявил очень странным образом. Повернувшись к стене, а не к свидетелю, Нил закрыл лицо руками. Хоби, почти всегда остающийся в центре моего внимания, медленно, как бы фланируя, идет в ту сторону и, сделав вид, будто ищет что-то в своих бумагах, локтем бьет Нила в плечо, да так сильно, что тот от боли и неожиданности разевает рот. Придя в себя, Нил выпрямляется и роняет руки на стол, однако по-прежнему отказывается посмотреть на отца, несмотря на то что Хоби готовится к продолжению допроса свидетеля.
— Судья! — вскрикивает Мольто. Его слипшиеся от высохшего пота волосы взъерошены, а глаза, под которыми темные круги, то открываются, то закрываются, так как он на несколько секунд теряет нить мысли. Он настолько взволнован, что даже забывает встать. — Судья, могу я получить обоснование доказательства? Присутствовал ли Нил при этом разговоре? Когда сенатор пригрозил Хардкору обращением в прокуратуру?
Глядя на Томми, Хоби снисходительно улыбается:
— Вы понимаете, о чем в действительности спрашивает мистер Мольто, доктор Эдгар? Он хочет знать, как получилось, что я знаю обо всем, а он нет. — Хоби переводит взгляд на свидетеля. — А ведь он прав, не так ли, сенатор? Давайте начистоту. Вы ведь ничего не упомянули обо всем этом, когда беседовали с мистером Мольто, верно?
— Я ответил на вопросы, которые он задал. Как вы уже подметили, мы были очень сдержанны друг с другом.
— Но ведь вы понимали, какую роль играли деньги, которые ваш сын передал Хардкору, не так ли?
