– А почему бы и нет?
– Держите, каждому по две, так будет надежнее.
– Благодарю, доктор, – насмешливо отозвался пациент, проглотив таблетки и запив их водой.
– Свет гасить?
– Гасите, и приятных вам снов, – пожелал Бертран.
– Утро вечера мудренее. Уверен, завтра вам все увидится в другом свете и вы найдете недостающее звено, мой дорогой инспектор.
– Да услышит вас Бог!
– Бертран?
– Да?
– Ничего, спите спокойно.
– Чего и вам желаю.
Несколькими минутами позже в кровать инспектора Леграна проскользнула Дженнифер Адамс. Полицейский почувствовал холод ее тела и вздрогнул от отвращения. У женщины не было головы. Густая кровь сочилась из шеи, в которой распускались гигантские маки.
– Я в отчаянии, что потревожила вас, но куда мне еще податься в таком состоянии?
И вдруг обезглавленное тело поглотил ослепительный свет. На белом коне к нему подскакал доктор Отерив.
– Забирайтесь, я вас отвезу. Нас ждет Мария Каллас.
Потом начался хаос.
19
Инспектор Уильям Джонсон только что покинул «Ковент-Гарден». Прожектор, явившийся причиной смерти Дженнифер Адамс, упал не случайно. Сомнения в этом нет. Кто-то отвинтил его от колосника и разорвал предохранительную цепочку. Остальное – дело техники: злоумышленнику надо было лишь взобраться на подмостки у колосников, надеть толстые резиновые перчатки, так как корпус прожектора раскалился и был под напряжением, выбрать момент, перерезать электрический кабель и столкнуть прожектор. Результат: ни одного стоящего отпечатка, несмотря на многочисленные следы различных пальцев, обнаруженных на остатках корпуса. И конечно же, никто не заметил ничего подозрительного ни до, ни во время, ни после произошедшей драмы. И это вполне понятно: за кулисами суетилось столько народу, обеспечивающего непрерывность действия на сцене! Настоящий муравейник. Найти подозреваемого – все равно что искать иголку в стоге сена!
Короче, ни одного следа, ни одного отпечатка; поневоле поверишь, что все это происки какого-то зловредного фантома, подданного ее королевского величества, который терпеть не может опер! Инспектор, разумеется, допросит хористов, статистов, танцовщиков, солистов. Кое у кого наверняка обнаружится криминальное прошлое. Расследование будет долгим и, вероятнее всего, безуспешным. А в Скотланд-Ярде и так не хватает людей, с текущими делами и то не справляются. К тому же и пресса уже вмешалась в это деликатное дело. Еще бы! Убийство на глазах у сотен свидетелей, вдобавок заснятое видеокамерой. Би-би- си даже показало некоторые кадры в теленовостях! Как это им удалось достать дубликат вещественного доказательства? Загадка! Просмотр кассеты на мониторах режиссера ничего не дал. На черно-белом фиксированном плане было видно: жертва встала из-за стола, за которым пела, потом, качаясь, направилась к зрительному залу и исчезла в оркестровой яме.
На улочке, куда выходил служебный подъезд, инспектор окликнул такси. Моросило.
– Good morning, sir.[28]
– Good morning, 15 South Eaton Place, please.[29]
– Lovely.[30]
Машина выехала на Трафальгарскую площадь, миновала колонну Нельсона, оставив справа Национальную галерею. Эх, не придется теперь сводить сегодня в этот музей своих французских друзей! Наобещал, а судьба распорядилась иначе! Он подумал об особенно любимой им картине Морони: портрет женщины в серо-розовых тонах.
На улицах не чувствовалось обычной оживленности. Машин было мало, прохожих – тоже. Только несколько туристов топталось под зонтиками у решетчатой ограды Букингемского дворца. Флаг на флагштоке был приспущен: значит, королевы во дворце не было. Подумалось: почему так безлюдны улицы? Вспомнилось: сегодня же воскресенье! А вот уже и Итон-сквер.
– Turn left, please.[31]
Просто необходимо поговорить со своим парижским коллегой. Ведь он был в зале в тот момент, и можно рассчитывать на его наблюдательность – а вдруг это натолкнет на какую-нибудь мысль.
– Have a nice day, sir.[32]
– Thank you, dear.[33]
Уильям воспользовался собственным ключом, чтобы открыть дверь дома, в котором вырос вместе со своим братом-близнецом. Они были счастливы в нем, и всякий раз, возвращаясь в родное гнездо, он ощущал теплую ностальгическую грусть. Запах детства защекотал ноздри: какой-то особенный аромат засушенных цветов, чая с бергамотом, свежеиспеченного печенья и одеколона. А сейчас к нему добавился приятный запах яичницы с беконом и поджаренных хлебцев, свидетельствующий о том, что завтрак уже начался. Действительно, Бертран, Жан-Люк, Сента и его мать завтракали в большой кухне, расположенной в задней части дома. Все еще были в халатах.
– Morning![34]
– Morning, darling.[35] Ты уже ел?
– Нет. Не было времени. Только выпил кофе.
– Присаживайся. Тебе какую яичницу?
– Болтушку.
– Она словно дожидалась тебя.
Верная своей привычке, миссис Джонсон не задала сыну ни одного вопроса, касающегося порученного ему расследования. Она знала: если надо, он и сам расскажет то, что посчитает нужным.
– Ну и история! – вздохнул он, наливая себе большой бокал апельсинового сока. – Весь уик-энд у меня будет занят.
– Тебе помочь? – предложил Бертран. – Частным образом, разумеется!
– Не откажусь. Вчера вечером вы были в зале, а я нет. Да, думаю, ты сможешь мне быть полезным. Кстати, мадемуазель Келлер, вы ведь находились в то время на сцене… Какая-нибудь деталь привлекла ваше внимание?
– К сожалению, я ничего не видела. Я не занята в начале второго акта.
– А где вы были?
– Уильям! Не терзай бедную девушку, она и так до сих пор не может оправиться.
– Простите. Сработал обычный профессиональный рефлекс.
– Это нормально. Мне не трудно отвечать на ваши вопросы, но, боюсь, мне нечего вам сказать.
– А что с вашей рукой? Вы обожглись?
– Вчера, чайником. Но никак не прожектором, – смеясь, уточнил Легран. – И все здесь присутствующие, кроме тебя, конечно, могут подтвердить ее алиби!
– Все верно, я подтверждаю. Это произошло около пяти вечера. Я лично имел честь оказать мадемуазель первую помощь, – добавил доктор Отерив.
– Ешь-ка лучше, вместо того чтобы строить тут разные сногсшибательные гипотезы!
– Ух ты, вкусно!
– Ты еще не пробовал моего яблочного пирога!
– Друзья, прошу вас, приезжайте почаще. Уже года три или четыре мы даже не нюхали фирменного домашнего блюда!
Раздавшийся телефонный звонок поставил точку в конце этого саркастического замечания.
– Hold on, please.[36] Это тебя. Твой напарник из Скотленд-Ярда.
– Алло? Да… да… – Прикрыв микрофон ладонью, он обратился к мужчинам: – Некий Лебраншю… вам что-нибудь говорит это имя?
– Да, это оперный критик. А в чем дело?
