невозможен без вашего добровольного участия.
— Я понимаю, что при сложившихся обстоятельствах было бы крайне неразумно с моей стороны отказаться от этого курса. И потому я… Да, я согласна, но при одном единственном условии.
Они уставились на меня с немым вопросом.
— Перед курсом гипноза вы должны испробовать другой курс. Я хочу, чтобы мне сделали инъекцию «чюнджиатина». Я хочу, чтобы она была точь-в-точь такая же, какую я получила там. Я могу точно назвать дозу. Видите ли, независимо от того, что со мной произошло — сильная ли это галлюцинация, или же нечто вроде «проекции подсознания», дающее сходный эффект, словом, неважно что, но это явно связано с названным препаратом. В этом я абсолютно уверена. Поэтому и подумала: если попытаться повторить все условия. Или убедить себя в том, что они повторены»? Может быть, появится хоть какой-то шанс на… Я… Я не знаю. Наверное, это звучит глупо, но… Даже если из этого ничего не выйдет, хуже не будет, хуже, чем теперь… для меня! Итак, вы… дадите мне этот шанс?
Совещались они недолго — несколько секунд торопливых реплик. Наконец, одна из них сказала:
— В конце концов почему бы и нет?…
— Думаю, никаких затруднений с санкцией на инъекцию в Докторате не будет, — кивнула другая. — Если вы хотите попробовать, то… Будет даже справедливо дать вам этот шанс. Но… на вашем месте я бы не очень на него рассчитывала…
Приблизительно в полдень полдюжины карлиц принялись лихорадочно убирать, мыть, чистить всю палату. Потом появилась еще одна, еле-еле возвышающаяся над «тролликом» с бутылочками, флаконами, колбами, который подкатили к моей кровати.
Появилось знакомое трио врачей. Одна из «карлиц» принялась закатывать мне рукава. Врач окинула меня добрым, участливым, но очень серьезным взглядом.
— Вы отдаете себе отчет в том, что это игра втемную?
— Отдаю. Но это мой единственный шанс. И я хочу его использовать, — твердо ответила я.
Она кивнула, взяла в руки шприц и наполнила его жидкостью из колбы, пока одна из карлиц протирала чем-то душистым мою окорокообразную ручищу. Подойдя вплотную ко мне со шприцем в руке, она остановилась в нерешительности.
— Не бойтесь, — попыталась я улыбнуться, — в любом случае здесь мне нечего терять.
Она молча кивнула, и я почувствовала, как игла вошла в вену…
Все изложенное выше я написала с определенной целью. Эти записи будут храниться в моем банковском сейфе до тех пор, пока не возникнут обстоятельства, могущие кое-что прояснить.
Я никому и никогда об этом не рассказывала. Весь отчет об эффекте «чюнджиатина» — отчет для доктора Хейлера, где я описываю свои ощущения просто как «свободное парение» в пространстве — выдуман от начала до конца. Подлинный отчет о том, что мне довелось испытать, изложен мною здесь, выше.
Я скрыла истину, потому что, придя в себя и, очутившись в своем настоящем теле, в своем настоящем мире, я не забыла ни одной подробности, ни одной малейшей детали из того, что довелось увидеть там. Все подробности помнились столь явственно, что я просто не могла от этого избавиться и выкинуть их из сознания. Это мучило меня, не оставляло в покое ни на секунду…
Я не решилась поделиться с доктором Хейлером своей тревогой… Он назначил мне курс лечения, только и всего.
Итак, до поры до времени я оставляю записи при себе.
Прокручивая в уме отдельные «куски» из всего случившегося, я все больше корю себя за то, что не спросила свою пожилую собеседницу о каких-то датах, именах… словом, о подробностях, которые можно было проверить и сравнить… Если бы, допустим, «Великая Перемена» началась два-три года назад (от момента моего эксперимента), тогда все страхи развеялись бы, так как обнаружилось бы явное несоответствие. Но, к сожалению, мне и в голову не пришло спросить об этом… Чем больше я думала обо всем, тем больше мне казалось, что одна такая деталь… Я вспомнила, что есть одна вещь, один «кусочек» информации оттуда, который можно проверить здесь. Я навела справки, и… Лучше бы я этого не делала. Но я должна была…
Итак, я выяснила:
Доктор Перриган существует. Он биолог и занимается экспериментами над кроликами и крысами…
Он довольно известен в своей среде, опубликовал ряд статей и научных работ о различного рода бактериях. Ни для кого не секрет, что он занимается выведением новой колонии бактерий, предназначенной для избирательного истребления грызунов вредителей, а именно коричневых крыс. В настоящее время он уже добился определенного успеха, вывел особый, до сих пор неизвестный вид, даже дал ему название — «мукосимборус», хотя не сумел пока обеспечить его стабильность и достаточную избирательную направленность действия, поэтому и не запустил вирус в «широкое производство»…
И, наконец, еще одно, последнее звено: я никогда не слышала об этом человеке и не подозревала о его существовании, пока пожилая дама в «моей галлюцинации» не произнесла его имени…
Я вновь и вновь пыталась сформулировать, что, в сущности, со мной произошло? Если допустить, что это было своего рода «предвидение», экскурс в будущее… То будущее, которое, как говорят, грядет. Тогда любой шаг, любая попытка хоть что-то предпринять, чтобы изменить его, обречена на провал. Но я сомневаюсь в существовании такой предопределенности: мне кажется, то, что было, и то, что происходит в данный момент, определяет то, что будет. Таким образом, должно быть бесконечное число вероятностей — вариантов возможного будущего, — каждая из которых определяется тем, что происходит в настоящем. И мне кажется, что под действием «чюнджиатина» я увидела одну из таких «вероятностей»…
Это можно рассматривать как «предупреждение» — что может произойти, если не пресечь, не остановить вовремя.
Сама идея столь чудовищна, столь неприемлема и ведет к такому кошмарному искажению нормального хода вещей, что не внять этому «предупреждению» я просто не в силах. И потому я на свои страх и риск беру на себя всю ответственность и, не посвящая никого в свои планы, постараюсь сделать все возможное, дабы описанный мною «мир» со всей его «структурой» никогда бы не смог превратиться в реальность. Если по каким-то причинам кто-то другой будет несправедливо обвинен в том, что он (или она) оказывал мне какое-либо содействие или хотя бы косвенно участвовал в том, что я собираюсь предпринять, этот документ должен служить ему защитой и оправданием. Поэтому он и составлен.
Поверенный несколько секунд внимательно разглядывал подпись под документом, потом удовлетворенно кивнул головой.
— Итак, — произнес он, констатируя факт, — она села в свой автомобиль, и на полном ходу врезалась в машину Перригана, исход для него был трагический. Что ж… Из того немногого, что мне известно, я знаю одно: перед этим она сделала все возможное, чтобы убедить его прекратить свою работу, прекратить исследования в этой области. Конечно, она вряд ли могла рассчитывать на успех — трудно представить себе человека, отказывающегося от дела всей своей жизни из-за того, к чему он не мог отнестись иначе, как к шарлатанству. Таким образом, она должна была ясно представлять себе, на что идет, — это был преднамеренный поступок. И с этой точки зрения полицейские правы, считая, что она намеренно убила его. Но они не правы, полагая, что она подожгла дом и лабораторию с целью замести следы своего преступления. Из этого документа явствует совсем другое: она хотела ликвидировать все результаты исследований Перригана, — это очевидно и не подлежит сомнению… — Он вздохнул и с сожалением покачал головой — Бедная девочка! В последних строчках явно ощущается ее чувство долга. Да, теперь мне, пожалуй, все ясно, ясна причина. Она ведь и не пыталась отрицать, что именно она совершила. Единственное, но она скрыла от полицейских, это почему она так поступила. — Он помолчал, а потом добавил. — Так или иначе, слава богу, что этот документ существует, как бы там ни было, он спасет ей жизнь. Я буду крайне удивлен, если в данной ситуации не будет провозглашена явная невменяемость обвиняемой. Счастье, что она не успела поместить записки в сейф, как собиралась, да еще с приложенными