из своих поздних работ Стивен Джей Гулд, несовершенства, «пережитки прошлого, которые не имеют значения с точки зрения настоящего, – бесполезные, нелепые, необычные и неуместные – знаки истории».

И вторая подсказка: клуджи могут навести нас на мысль о том, как мы можем усовершенствовать себя. Будь мы на 80% совершенны и на 20% несовершенны (цифры не имеют никакого значения, все зависит от того, как считать), людям есть к чему стремиться, и клуджи могут задать направление. Взглянув на себя честно в зеркало, признав слабые и сильные стороны, мы получаем шанс добиться большего от наших замечательных, но пока еще неидеальных умственных способностей, унаследованных в результате эволюции.

2

Память

Память – это чудовище; вы забудете, она – нет. Она все архивирует. Что-то она сберегает для вас, а что-то прячет, а потом вдруг предъявляет по собственному желанию. Вы думаете, что вы обладаете памятью, на самом деле это она владеет вами.

Джон Ирвинг

Память, по моему убеждению, мать всех клуджей, единственный фактор, ответственный за своеобычность человеческого ума.

Наша память поражает нас, и она же постоянно разочаровывает; мы можем узнать фотографии давностью в несколько десятков лет из школьного альбома, но не в состоянии вспомнить, что ели вчера на завтрак. Наша память вечно все искажает, путает, а то и просто отказывает. Мы можем знать слово, но не способны вспомнить его в нужный момент (начинается с буквы «с», ну, устройство такое с костяшками)[4], или мы можем узнать что-то полезное (скажем, как удалить пятно от томатного соуса) и немедленно забыть это. Средний ученик старших классов тратит несколько лет на зубрежку, запоминая даты, имена и географические наименования, и в то же время многие подростки не могут назвать даже век, в котором была Первая мировая война.

Уж я-то знаю, о чем говорю. Чего только я не терял в своей жизни: ключи, очки, сотовый телефон, даже паспорт. Я забывал, где припарковался, уходил из дома без ключей, а в один злополучный день оставил на лавочке в парке кожаную куртку (и в кармане – второй сотовый телефон). Моя мама однажды целый час разыскивала свою машину в гараже аэропорта. Недавно в Newsweek писали, что обычный человек тратит в среднем 55 минут в день, «разыскивая вещи, которые точно есть, но куда-то подевались».

Память может подвести в ту самую минуту, когда от нее зависит жизнь. Известно, что парашютисты иногда забывают потянуть трос, чтобы открыть парашют (примерно 6% смертей парашютистов), аквалангисты забывают проверить уровень кислорода, и немало родителей ненароком оставляют своих чад запертыми в машине. Пилоты давно знают, что есть лишь один способ летать: с контрольным листом, полагаясь на записи, а не на свою память, снова и снова проверяя, все ли сделано. (Выпущены ли закрылки? Проверен ли уровень топлива?) Без контрольного листа легко забыть не только ответы, но и сами вопросы.

Если эволюция направлена на то, чтобы все функционировало успешно, почему же наша память работает из рук вон плохо?

Вопрос приобретает особую остроту, когда мы сравниваем хрупкость нашей памяти с надежностью памяти среднего компьютера. Если мой макинтош способен хранить (и находить в нужный момент) адреса всех моих корреспондентов, местоположение всех стран в Африке, полные тексты всех электронных писем, которые я когда-либо посылал, и все фотографии, сделанные мной с 1999 года (когда я приобрел свою первую цифровую камеру), не говоря уже о первых 300 цифрах числа пи, то я не одолел пока еще стран Африки и с трудом вспоминаю, кому я в последний раз писал, а тем более о чем. Я так и не смог запомнить даже первые десять цифр числа пи (3,1415926535) – несмотря на то, что я своего рода ботан, который старается удержать в голове как можно больше информации.[5]

Человеческая память на фотографические детали не лучше; мы можем запомнить главные элементы фото, которое видели раньше, но, как показывают исследования, люди часто не замечают маленьких или даже достаточно крупных изменений фона.[6] Что касается меня, я никогда не могу запомнить детали фотографии, независимо от того, сколько времени сижу и смотрю на нее. Тем не менее пока еще я держу в памяти несколько телефонных номеров, которые усвоил еще в детстве, когда у меня была куча свободного времени, зато понадобился год, чтобы я выучил наизусть номер сотового телефона моей жены.

Еще хуже то, что если мы ухитряемся закодировать память, то исправить это бывает очень трудно. Возьмем, например, проблему, которая у меня была с фамилией моей коллеги Рейчел. Через пять лет после того, как она развелась с мужем и вернулась к своей девичьей фамилии, я все еще продолжал называть ее по-прежнему, поскольку привычка закрепилась. В то время как компьютерная память точна, человеческая память во многих отношениях подводит нас.

Компьютерная память работает хорошо, поскольку программисты организуют информацию как гигантскую карту: каждое наименование относится к особому месту, или «адресу» в компьютерных базах данных. С этой системой, которую я назову памятью почтового адреса, когда компьютер должен извлечь конкретные данные, он просто обращается по нужному адресу. (Карта памяти в 64 мегабайта содержит примерно 64 млн таких адресов, и каждый содержит одно «слово», образуемое набором из восьми бинарных цифр.)

Память почтового адреса столь же сильна, сколь проста; если ее использовать надлежащим образом, она позволяет компьютерам хранить практически любую информацию и почти абсолютно надежно; к тому же она позволяет программисту легко изменить любые данные; и если, скажем, Рейчел поменяла фамилию, то уже не обращаться к ней по старой. Не будет преувеличением сказать, что память почтового адреса – ключевой компонент практически любого современного компьютера.

Увы, у людей все не так. Иметь память почтового адреса было бы чертовски полезно для нас, но эволюция так и не обнаружила правильной части горной гряды. Мы, люди, редко знаем точно, если знаем вообще, где хранится информация (кроме чрезвычайно туманного представления, что «где-то в мозгу»), а наша память эволюционировала совершенно по другой логике.

Вместо памяти почтового адреса мы пришли к тому, что я называю «контекстуальной памятью»: мы извлекаем из памяти то, что нам нужно, используя контекст, или подсказки, которые намекают нам о том, что мы ищем. Словно всякий раз, когда нам нужен конкретный факт, мы говорим себе: «Привет, мозг, извини, что беспокою тебя, но мне нужны воспоминания о войне 1812 года. Найдется что-нибудь?» Часто наш мозг оказывает нам услугу, быстро и точно выдавая искомую информацию. Например, если я спрошу вас, кто режиссер фильма «Список Шиндлера», вы, возможно, сразу же ответите – хотя у вас будет самое смутное представление о том, где в вашем мозгу хранится эта информация.[7] Вообще, мы вытягиваем из нашей памяти то, что нам требуется, с помощью разных подсказок, и, если все идет гладко, нужная деталь просто «влетает» в наш мозг. В этом отношении доступ к памяти напоминает дыхание – по большей части все происходит само собой.

И что именно приходит в голову наиболее естественно, часто зависит от контекста. Мы вспоминаем быстрее всего то, что знаем о садоводстве, находясь в саду, а то, что знаем о приготовлении пищи, – на кухне. Контекст – иногда к добру, иногда нет, – один из мощнейших сигналов, действующих на нашу память.

Контекстуальная память имеет очень долгую историю; она обнаруживается не только у людей, но и у

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×