Несовершенный человек. Случайность эволюции мозга и ее последствия.

отошли от Перо и в конечном итоге проголосовали за другого кандидата, отодвинули свои положительные воспоминания о нем, словно никогда и не собирались голосовать за него. Оруэлл мог бы гордиться.[11]

Искажения и взаимовлияние воспоминаний – это всего лишь верхушка айсберга. Муха легко может превратиться в слона, если эволюция наградила нас памятью почтового адреса. Возьмите, например, казалось бы, тривиальную задачу: вспомните, куда вы положили ключи от дома. Девять раз из десяти вы решите ее правильно, но, если вы оставите ключи в необычном месте, результат будет обратный. Инженер просто соотнес бы определенное место (известное как «буфер») с географическими координатами ваших ключей, обновлял бы параметры, когда и куда бы вы их ни перемещали, и вуаля: вам никогда не приходилось бы шарить по карманам брюк, которые вы надевали вчера, или сидеть в запертом доме.

Увы, именно потому, что мы не можем добраться до памяти по точному местоположению, мы не можем обновить данные конкретной памяти и не можем «стереть» информацию о том, куда мы клали ключи в прошлом. Если мы положим их не туда, куда обычно, новизна вступит в конфликт с частотой, и мы с легкостью забудем, где ключи. Та же проблема возникает, когда мы пытаемся вспомнить, где оставили машину, кошелек или телефон; это просто часть нашей человеческой жизни. Не имея нужных буферов, наша база данных памяти уподобляется обувной коробке, бессистемно набитой фотографиями: более свежие фотографии, скорее всего, окажутся наверху, но это не гарантировано. Эта система обувной коробки хороша, когда нам нужно помнить самое главное (скажем, надежные источники продовольствия) – в этом случае годится любой опыт, получен он вчера или год назад. Но это отвратительная система для запоминания точной информации.

Конфликт новизны с частотой объясняет почти повальную забывчивость, когда мы уходим с работы с намерением заехать в продовольственный магазин, чтобы вместо этого с ветерком промчаться мимо него до самого дома. Такое типичное поведение (проехать мимо магазина) отменяет последнюю цель (купить по просьбе жены молока).

Предотвратить такого рода когнитивный автопилот было бы легко. Как скажет любой ученый компьютерщик, поездка домой и визит в магазин – цели, а цели выстраивают по очереди. Компьютер делает что-то, потом пользователь нажимает кнопку, и первая цель (аналог поездки домой) временно откладывается в пользу новой цели (заскочить в магазин); новая цель оказывается первой в очереди (становится главным приоритетом), пока после ее достижения она не будет вычеркнута из списка и первой окажется старая цель. Любое количество целей можно ставить в правильной последовательности. Но такое счастье не для нас!

Или возьмем другой каприз человеческой памяти: наша память на то, что случилось, редко соответствует тому, когда это случилось. Если компьютеры и видеозаписи могут фиксировать события с точностью до секунды (когда был записан конкретный фильм или изменен конкретный файл), то для нас удача – уже хотя бы просто догадаться, в каком году произошло то или иное событие, даже если о нем месяцами писали во всех газетах. Большинство людей моего возраста, например, несколько лет назад неоднократно слышали ужасающую историю о двух олимпийских фигуристах; бывший муж одной фигуристки нанял бандита, чтобы тот ударил другую фигуристку по колену, лишив тем самым шанса на медаль. Такие истории пресса обожает, и в течение полугода повсюду только и слышно было об этом. Но если сегодня я спрошу обычного человека, когда это случилось, подозреваю, он с трудом припомнит год, не говоря уже о месяце.[12]

Применительно к тому, что случилось недавно, мы можем обойти проблему, руководствуясь здравым смыслом: чем более недавнее событие, тем лучше мы его помним. Но здесь есть свои ограничения. События давностью более двух месяцев начинают размываться в нашей памяти, что обычно затрудняет наши попытки восстановить их хронологию. Например, когда постоянных зрителей еженедельной новостной программы 60 минут попросили вспомнить последовательность сюжетов в эфире, они смогли легко различить истории, показанные два месяца назад, и те, что были на экране на прошлой неделе. Но сюжеты, представленные в более далеком прошлом – скажем, два года назад в сравнении с четырьмя, – были для них хронологически неразличимы.

Конечно, всегда есть выход. Вместо того чтобы просто пытаться вспомнить, когда что-то произошло, мы можем восстановить логику событий. С помощью процесса, известного как «реконструкция», мы восстанавливаем прошлое, коррелируя событие с неопределенной датой с хронологическими ориентирами, в которых не сомневаемся. Если взять еще один пример новостных событий и я попрошу вас назвать год, когда О. Джей Симпсон был обвинен в убийстве, вы, наверное, сумеете прикинуть дату. Картина судебного разбирательства, такая яркая когда-то, теперь (для меня, по крайней мере) начинает меркнуть. Если вы не фанат, вы, вероятно, не вспомните точно, когда был суд. Зато вы можете порассуждать, что это было перед скандалом с Моникой Левински, но уже после того, как Клинтон стал президентом, или что это случилось до того, как вы встретили свою вторую половину, но после того, как окончили колледж. Реконструкция, безусловно, лучше, чем ничего, но в сравнении с простым штемпелем с датой и временем она невероятно примитивна.

Похожая проблема – попытка вспомнить шестой вопрос, который должен задать каждый репортер. Не кто, что, когда, где или почему, но каков источник, например: Откуда мне это известно? Каковы мои источники? Где я видел ту устрашающую статью о желании администрации Буша оккупировать Иран? Было это в New Yorker? Или в Economist? Или в каком-то паранойяльном, но забавном блоге? По понятным причинам когнитивные психологи называют этот сорт памяти «памятью на источники». И память на источники, так же, как и наша память на времена и даты, за неимением почтового адреса, часто бывает чрезвычайно убогой. Один психолог, например, попросил группу испытуемых прочитать вслух список случайных имен (например, Себастьян Вайсдорф). Спустя 24 часа он попросил их прочитать второй список имен и определить, какие из них принадлежат знаменитым людям, а какие нет. Некоторые имена и в самом деле принадлежали звездам, а некоторые были вымышленные; интересно, что часть вымышленных имен взяли из первого списка. Если у людей была хорошая память на источники, они замечали эту хитрость. Но большинство людей догадывались, что видели это имя раньше, но не помнили, где именно. Узнав имя того же, скажем, Себастьяна Вайсдорфа, но не вспомнив, где они с ним сталкивались, люди ошибочно относили его к прославленным персонам, правда, не знали, чем именно он знаменит. То же самое происходит, когда избиратели забывают, слышали они историю Леттермана от кого-то или читали в New York Times.

Приемы, с помощью которых мы «реконструируем» память на даты и время, всего лишь один пример из множества неуклюжих техник, используемых людьми, чтобы справиться с отсутствием адресной памяти. Если вы наберете в Google слова «приемы запоминания» (memory tricks), вы найдете десятки других.

Возьмем, к примеру, древний «метод местоположения». Если у вас есть длинный список слов, которые нужно запомнить, вы можете ассоциировать каждое из них с конкретной комнатой в знакомом большом здании: первое слово с вестибюлем, второе с гостиной, третье со столовой, четвертое с кухней и т.д. Этот прием, используемый в той или иной форме всеми ведущими мнемонистами мира, работает весьма успешно, поскольку каждая комната обеспечивает свой контекст для вспоминания, но это все-таки паллиативная мера, а не радикальное средство помощи.

Еще один классический подход, бросающийся в глаза в рэп-музыке, – это использование ритма и размера для запоминания. У Гомера был гекзаметр, у Тома Лерера – песня «Элементы» (о периодической системе элементов Менделеева), а у группы They Might Be Giants – песня «Почему светит солнце».

Мнемонические приемы часто используют и актеры. Они не только напоминают себе следующие строки, используя подсказки ритма, размера, рифмы; они фокусируются на мотивации и поступках своих персонажей, на их характерах. В идеале это происходит автоматически. Как сказал актер Майкл Кейн, цель состоит в том, чтобы полностью погрузиться в историю, а не думать о конкретных строках. «Вы должны уметь не думать о словах. Вы считываете их с лица другого актера». Некоторым исполнителям это удается достаточно хорошо; другие мучаются (или полагаются на шпаргалки). Так или иначе, запоминание текста никогда не будет для нас таким простым, как для компьютера. Мы восстанавливаем усвоенную информацию