— Не торопись, медленней, — завораживающий голос Аллы, — вынимай почти до конца и как можно медленней вводи, слегка пошевеливая, — последовал ее затихающий шепот. К концу получаса, когда она стала вся дрожать и слегка меня покусывать, и я уже был не в состоянии что–либо делать медленно от возбуждения, мы вместе задвигались в сумасшедшем ритме, я понял, что такое удовольствие, полученное от желанной женщины. На свете стало одним мужчиной больше. С Аллой примерно в таких обстоятельствах встречались еще несколько раз. Она была девушка ищущая, мужчин выбирала сама. Они должны были ее ублажать до изнеможения по несколько раз. Через два–три месяца она их меняла. Воин — партнер не постоянный. Сегодня он есть, а завтра неизвестно, когда его дождешься. Тем не менее, дружеские отношения поддерживались до конца моей службы. Мы часто ходили к подругам в гости, ездили с ними на речку отдыхать и рыбачить.
Однажды один из майоров попросил меня отремонтировать сломанный магнитофон его жены. Дом офицерского состава находился на территории части. После обеда, взяв инструменты и приборы, я отправился по указанному адресу. Дверь открыла симпатичная узбечка в национальном халатике с массой мелких иссиня черных косичек на голове. «Матур», — представилась она.
— Яша, когда закончите ремонт, позовите меня, попьем чаю, — проворковала она и удалилась. Я провозился часа полтора. Она иногда заглядывала и молча удалялась, сменив халат. Я собрал магнитофон, свои инструменты и тут появилась Матур. «Ну как?» — спросила она загадочно и многозначительно. Халатик распахнулся, показав смуглое, стройное, молодое тело, однозначно зовущее к совершенно определенным действиям. Магнитофон «ломался» еще пару раз, когда майор уезжал в командировку или заступал на сутки дежурным по части.
* * *
Караульная служба — ответственная и почетная обязанность каждого военнослужащего, но когда она случается два раза в неделю, а у военного кроме этого масса дел по его службе и специальности, то жить становится тяжеловато. Я решил показать, что ефрейтор Рахманов, начальник полкового солдатского клуба и единственный киномеханик на все ближайшие войсковые части, не должен так часто ходить в караул в ущерб основной его службе. Дождавшись, когда на товарную станцию Нерчинск пришла очень большая партия кинофильмов, и подгадав под субботу, я пошел на сутки в караул. В субботу необходимо показывать фильм солдатам и сержантам, а в воскресенье — офицерам и их семьям. Кроме того, кинобанки со станции я мог теперь получить только в понедельник, а это означало, что будут выставлены огромные штрафы за просроченный груз. Ключи от обеих кинобудок я взял с собой в караул. Кино мог показать начальник офицерского клуба капитан Березкин, кинобанки мог получить только я.
К восьми часам вечера телефон в штабе разрывался от звонков: Почему не показываете фильм и не получаете груз со станции?» Наконец–то выяснили, что Рахманова кто–то отправил в караул на склады боеприпасов, а это был пост Љ2 после поста у Знамени полка.
Начальник офицерского клуба, не раздумывая, помчался на пост, чтобы хотя бы взять ключи от кинобудок. Я вспоминаю устав и рассказ отца, как он пошел проверять посты без начальника караула и разводящего. Только эти два человека имеют право подойти к часовому и сменить его при необходимости. Часовой, строго следуя уставу пограничной службы, положил отца — начальника штаба погранзаставы, в лужу и держал его в ней до прихода смены караула. На следующее утро часовой получил отпуск на родину за отличное несение караульной службы. Не за ради отпуска, а на благо служения Отчизне я крикнул: — Стой, кто идет?! — Капитан, не обращая внимания на окрик, несется ко мне.
— Всем стоять! Буду стрелять!
Окрик не подействовал, капитану были срочно нужны ключи от кинобудки, поскольку в солдатском кинозале бушевали около тысячи молодых глоток, требуя фильм. Я приготовил автомат к бою, перевел затвор в состояние готовности к стрельбе. Клацанье затвора автомата Калашникова действует на любого сразу и отрезвляюще. Мой капитан, очень хороший, но уж очень шебутной мужик, про каких говорят, что с ними дерьмо хорошо есть, потому что они всегда вперед выскакивают, недоуменно застыл на месте. Затем быстро сообразил и понесся обратно за начальником караула и разводящими.
Возвращаясь, капитан снова выскочил впереди разводящих и начальника караула.
— Всем стоять, разводящий ко мне! — Произнес я очередную уставную команду при направленном в их сторону автомате. Капитан нетерпеливо и суетливо начал перебирать ногами, но остался стоять на месте, очевидно помня мои упражнения с Калашниковым. Подошел разводящий, я отдал ему ключи, продолжив караульную службу по охране боеприпасов полка. На утреннем разводе ефрейтору Рахманову объявили благодарность за отличное несение караульной службы и приказали немедленно следовать на станцию для получения кинофильмов. Так закончился мой последний караул в ракетных войсках. И теперь, когда в списках очередного караула появлялась моя фамилия, ефрейтор Евтушенко из Роты управления автоматически подшивал на гимнастерку свежий подворотничок и ложился отдыхать до времени выхода в караул. Только на последнем году службы, когда полк поднимался по тревоге на двух–трех дневные учения в марш–бросках, а в части оставались минимальный состав и мы — шесть сержантов–дембелей из Роты управления и связи полка, я заступал в караул для охраны поста Љ1 — Знамени Отдельного полка ракет стратегического назначения.
* * *
На втором году моей службы в войска поступил циркуляр о принятии военнослужащих в высшие учебные заведения вне конкурса. В полку служило много физиков и математиков с высшим образованием, поэтому был издан приказ о создании подготовительных курсов для желающих поступать учиться. Желающих учиться было бы, вероятно, не много, но главная фишка этого циркуляра заключалось в том, что поступивший или не поступивший военнослужащий последнего года службы автоматически демобелизовывался. Я решил «поступать» в Харьковское высшее авиационно–инженерное военное училище. Оно было очень близко к городу Киеву, где в это время была на каникулах будущий педагог и моя будущая жена Татьяна Митрофанова. Я выехал на неделю раньше вступительных экзаменов. Частный дом Татьяниной родни находился на окраине Киева. Я добрался до него к двум часам ночи и, не решившись никого будить, прикорнул на крылечке. Там меня и обнаружил в шесть утра ее отец. Немного пожурили, но очень обрадовались, естественно накрыли стол. Танька была поражена, ведь перед армией мы, в общем, просто расстались, ничего друг другу не обещая. Мне нашли Левкину одежду, он был в экспедиции, и я стал жить гражданской жизнью. Днем помогал по благоустройству дома и сада, мы с будущим тестем строили гараж. Вечера и ночи проводили с Танюхой. Она, как потом оказалось, была любвеобильной женщиной (по этой причине мы потом и развелись), но до сих пор пребывала в нетронутых девушках. На третью ночь мы сидели на веранде и наше обоюдное терпение кончилось. Крепкие объятия. Короткие, как выстрел, произнесенные Татьяной на высокой ноте: «Ах! Больно!, — и наступившее вскоре умиротворение. Так мы поженились физически. Будущая теща, узнав об этом от дочери, нашла повод, чтобы устроить праздничный ужин, приобщив его к моему отъезду в Харьков.
В Харькове курсанты, вернувшиеся с практики, объяснили нам, что это никакое ни авиационное, а ракетное училище, и служащим по второму году, тем более ракетчикам, отсюда выхода на гражданку нет. Чтобы попасть в комиссию по отчислению надо заваливать не меньше двух экзаменов. Мы призадумались, но не унывали. Нас было семь сержантов из ракетных войск со всей страны. Утром мы прыгали через забор, покупали баранки, обвешивались ими как пулеметными лентами. По пути налетали на пару садов, набирали яблок и груш и шли на пляж. В Харькове протекают несколько рек: Хоть, Харьков и Тйчет. Воды в них не очень много, поэтому харьковчане шутят: «Хоть лопни, Харьков не течет». К экзаменам, конечно, никто не готовился. Первым была литература, надо было писать сочинение на разные темы. Я выбрал свободную, Генка — по Чацкому. Он не стал много писать и ограничился двумя фразами: ' Я, кажется, не туда попал. Ракету мне, ракету!». Я был более дипломатичен, раскрыл тему, показал образы и сделал шесть грубейших ошибок, в расчете на явную двойку. Через два дня нас вызывали к начальнику училища. Перемежая свою темпераментную речь матами, он объяснил нам, что ему на … не нужны эти … зеленые штатские медалисты. Ему надо обеспечивать войска надежными специалистами. А со мной будет особый разговор.
— Что же ты, в бога душу …. мать, деепричастные обороты выделяешь, ни одной орфографической ошибки не сделал, а прикидываешься, что не знаешь, что однородные члены отделяются запятой, она же должна стоять перед «а» и «но», — начальник училища чихвостил меня в таком духе минут пятнадцать.
