утыкан многочисленными антеннами и локаторами и имел славу советского судна–шпиона, не давали заходов ни в один из иностранных портов, кроме Сингапура. Руководство Гидрометеоцентра обратилось в Академию наук с просьбой организовать совместную экспедицию с японскими или австралийскими учеными, чтобы получить разрешение на заход в любой иностранный порт и «рассекретить» наконец это научное судно. Все расходы по проведению экспедиции на любой срок и в любой район метеорологи брали на себя. Судно было очень маленьким, поэтому организовать на нем серьезную экспедицию было невозможно, но сходить на рифы Австралии и поработать там месяц–другой со знакомыми австралийскими учеными было очень заманчиво. Мы списались со своими австралийскими коллегами. После разрешения небольших проблем и формальностей, связанных с работой в одном из австралийских заповедников, было получено согласие австралийской стороны на проведение исследований вблизи западного побережья Австралии.
В начале декабря, погрузив акваланги и оборудование, необходимые для изучения рифов и кораллов, мы — шесть человек из нашего Института — вышли в составе команды «корабля погоды» из Владивостока курсом на Сингапур. В те времена (в конце 70–ых годов) ни одно из уважающих себя судов не проходило мимо этого всемирно известного порта, благодаря беспошлинной торговле в Сингапуре — городе– государстве все было самое дешевое. Корабли заправлялись горючим, водой и запасались продуктами, команды отоваривались всем, что производилось в мире, — от жевательной резинки до суперсовременной радио-, фотоаппаратуры и только что появляющихся персональных компьютеров. Нас прежде всего интересовало японское и итальянское водолазное снаряжение, поскольку наше армейско–советское снаряжение оставляло желать лучшего. Для обеспечения безопасности работ нам нужны были глубиномеры и водолазные часы. Кроме этого, мы обзавелись хорошими масками, ластами и дыхательными трубками, истратив почти всю полученную валюту.
Кроме шефа, мы все были в «империалистической загранице» первый раз, она ошеломляла: небоскребы, шикарные автомобили, раскидистые пальмы, разноплеменной народ со всего мира, на каждом углу лавчонки с «колониальными» товарами и экзотическими фруктами, «жвачка» немыслимых сортов и вожделенная в те годы для нас «Кока–кола»… Мы зашли в первое же кафе, где нам подали малайское острое мясо с зеленью. Мы просто не могли не попробовать содержимое стоящих на столе бутылочек с разными приправами. Потом с полчаса ходили с открытыми ртами, в которых полыхал едва терпимый «пожар, и пили пиво, чтобы как–то его затушить. Первые два дня мы бродили с широко открытыми глазами и только успевали щелкать затворами фотоаппаратов. На третий день посетили Сингапурский университет и наше консульство. К этому времени наш корабль заправился всем необходимым, и мы двинулись мимо многочисленных индонезийских островов к Австралии. Было только одно неудобство в этом прекрасном плавании: как только на нашем корабле погоды узнавали о возникновении поблизости тайфуна, мы сразу разворачивались в центр его возникновения, чтобы изучить его условия. Чем ближе к центру, тем сильнее становилась качка, и корабль швыряло как скорлупку. Чем–либо заниматься не было никаких сил. К горлу подкатывала муть, приходилось лежать на койке, упершись в переборки головой и ногами, чтобы не улететь вниз, и пожевывать черный сухарь для предупреждения тошноты. Но тем не менее вскоре мы подошли к экватору.
Экватор пересекается с обязательным ритуалом крещения новичков, отдаванием чести и приношением выкупа Владыке Морей — Нептуну. Из моряков, которые уже проходили экватор, выбирается Нептун, и формируется его свита. После обеда в день пересечения экватора на спардеке появился Нептун с шикарной бородой из распущенных канатов в окружении телохранителей. Позади него шествовала свита, в которой были звездочет, лекарь, парикмахер и обязательные в такой свите полуобнаженные русалки. Всё шествие сопровождала орава прыгающих, вертящихся и галдящих полуголых чертей, в костюмах из пакли, прикрывающих срам, вымазанных сажей и отработанным машинным маслом. Нептун зачитал приказ, разрешающий нашему славному кораблю войти в его владения и изучать их во славу нашей Родины. С капитана взяли выкуп за беспокойство Владыки и его свиты. И тут началось!
Я пал ниц перед Нептуном, умоляя его начать крещение с меня, чтобы потом я мог снимать весь процесс на пленку. Крещением занимаются черти, их цель — как можно сильнее вымазать новенького, прогнать его через чистилище — специально сшитую брезентовую трубу с мазутом внутри, затем кинуть в бассейн, поставить на задницу штамп и дать выпить кружку вина. Мне поставили куда надо печать и собрались мазать мазутом, я вырвался, забрался на перекладину мачты и сиганул в море. Черти накинулись на других новичков. Веселье и галдеж закончились купанием всего экипажа в океане под наблюдением вахтенных матросов, которые должны были объявить тревогу в случае появления акул. Вечером всем выдали верительные грамоты в честь прохождения экватора. На восьмые сутки мы прибыли на риф, сообщили об этом по радио своим австралийским коллегам. Завтра первый раз ныряю на рифе!
Всю долгую дорогу до Австралии мы читали специальную литературу, журналы и газеты, все, что касалось рифов и их исследования. Особое впечатление на нас произвела информация об опасностях, поджидающих человека на рифе. Таких как акулы, не останавливающиеся ни перед чем, если они пошли в атаку; барракуды, сожравшие кинооператора в противоакульей клетке за несколько минут; ядовитые морские змеи, яд которых в десятки раз сильнее, чем у кобры; рыба–камень с нервно–паралитическим ядом, после которого, вдохнув, уже не выдохнешь; ядовитость всех без исключения кораллов… И вот я в воде среди кораллов. Обилие форм и красок поражает сразу, расцветка бесчисленных, снующих во всех направлениях рыб не поддается осмыслению, будь ты даже художником–импрессионистом с богатейшим воображением. Но какая–то тревога не позволяет сосредоточиться на этом богатстве и великолепии. Я ежесекундно оглядываюсь по сторонам и назад — проплывающие рядом змеи не добавляют уверенности и оптимизма. Понимая, что от меня в воду идут флюиды беспокойства и страха и что только ленивый не использует меня в качестве объекта для утоления голода, я стараюсь заставить себя чем–то заняться. И в эту минуту мой взгляд останавливается на крупной великолепной ракушке, которой обычно украшают дорогие комоды с хрусталем. Я забываю все на свете страхи и опасности, в надежде найти еще одну такую. Мои поиски остановились только тогда, когда стало трудно вдыхать воздух их акваланга, который кончался, пора было подниматься наверх.
На следующий день начались работы на рифе, занятый фотографированием и описанием кораллов по трансекте я ничего, кроме этого, не замечал вокруг. В обязанности второго, страхующего водолаза входило наблюдение за возможной опасностью. Неуверенность и страх были побеждены в первый день. Жажда новых знаний отодвигала на задний план все опасности и неудобства обитания в пока незнакомой и порой небезопасной среде. С годами экосистема рифа стала моей средой обитания на многие часы и дни, я узнал ее условия и особенности лучше, чем родную приморскую тайгу.
На третий день нашего пребывания на рифе над нами появился австралийский военный самолет и сбросил в воду прибор, который позволял выяснить, сопровождает ли нас советская подводная лодка. Трогать его ни в коем случае было нельзя. Наш любопытный и «бдительный» помполит тут же завел мотор и помчался на лодке доставать прибор из воды. Уже через два часа мы получили предписание — покинуть территориальные воды Австралии в течение 24 часов. После обеда до самой ночи Радио Австралии первой новостью передавало, что наш якобы «корабль погоды», работавший на рифе, на самом деле корабль– шпион напичканный разведывательным оборудованием. Видели бы они это оборудование, состоящее из двух стареньких осциллографов и штатных корабельных радиостанций! У нас даже приличного эхолота не было. В Сингапуре мы получили газеты с описанием нашего «подвига» и «совьет супер спайшипа». Австралийские газеты пестрели карикатурами — вблизи берега в море наш корабль, весь утыканный антеннами, а по берегу бегают австралийские ученные с вопросами: «Vladimнr, Vladimнr, Where are you?!?».
* * *
Из рейса меня встречала Сара. Квартира у меня была только на острове, куда через мощные льды было трудно проехать. Мы несколько дней провели у приятелей и решили, что до лета, пока я не получу жилье в городе, ей не стоит переезжать во Владивосток. Меня смутили и немного огорчили быстрое согласие и радость, появившаяся в её глазах после того, как мы приняли это решение. Похоже, что это был первый, едва заметный холодок в наших отношениях. Академгородок во Владивостоке только строился, с жильем было напряженно, многие ученые и даже доктора наук жили в общежитиях или на съемных квартирах. Спустя некоторое время я получил двенадцатиметровую комнату в общежитии. Осенью Сара снова приехала во Владивосток, и мы отправились в мое жилье на острове. Ей очень понравилась моя квартира с
