Гуру и зомби

отделении журфака. «Светлая голова у парня!»

Чуть не снесло крышу от таких комплиментов.

Чуть…

Ведь через несколько месяцев после знакомства Борис Леонидович поделился с опекаемым салагой самой главной своей тайной: «Между нами… Где-то в глубине души я понимаю, что все, кроме меня, говно…» – и так проникновенно, почти любовно посмотрел в глаза, что и обижаться неудобно.

А использовались-то всего лишь элементарные составляющие любого гурения – беззастенчивая лесть, хамско-ватое высокомерие… Женское кокетство покоится на этих же двух китах.

Борис временами приправлял свои реплики здоровой долей молодого цинизма:

– Правда, совесть… Слова, слова, слова… Лично я исхожу из того, что наша профессия – это игра. И играть в нее надлежит по возможности виртуозно.

Виртуозно!

Вот главное, что запало в Василия. Всякий свой репортаж или статью выстраивал он исходя из этой задачи. Пригодилось потом и в бизнесе.

Семестр за семестром желторотый юнец ходил хвостом за раскованным предводителем. Если б не практика на берлинском телевидении – может, и не отцепился бы.

Лучше все-таки в детстве переболеть всякими там корью, ветрянкой, синдромом зомби. Вьюноши выздоравливают тяжелее и с потерями.

Василий с тех пор сторонился лидеров-харизматиков. А когда во взрослой жизни не по своей воле налетел на Нестора и разбился, то стал присматриваться к другим гуру.

Вспомнил про Бориса – и вдруг… На ловца и зверь бежит – как-то в воскресенье за домашним обедом включил радио, чтобы разбавить одиночество. Слышит знаменитые имя-отчество. И вдруг зазвучал баритон со знакомой трещинкой… После перерыва на новости ведущая повторила регалии Бориса Леонидовича. Удивили. Передовой чиновник от образования, из тех, кого зовут в либеральные программы. Вещал лысым, сутулым голосом:

– По долгу службы я часто бываю в школах, иногда частных, где первый взнос порой превышает двадцать тысяч долларов. Фантастическая сумма. И абсолютно непонятно, почему в таких школах образование не на порядок, не на десять порядков лучше, чем в обычных. Поэтому никак нельзя ставить в прямую зависимость содержание образования, знания детей от количества потраченных денег. Я, опять же по долгу службы, возглавляю медальную комиссию Москвы и снова убедился в этом. В столице сегодня пять тысяч двести медалистов, то есть награждается каждый двадцатый выпускник. Это потрясающий вообще результат, если оглядываться на проценты и формальные результаты…

И так целый час. «По долгу службы», ничего личного.

Бывший частник против нынешних… Цифры, цифры, цифры… предсказуемые выводы. А эти «двадцать тысяч долларов»… Косвенное признание в собственной бедности.

Раньше Борис от денег не зависел. И чужие мнения не повторял. Когда был молодым учителем, еще и лукавил: «Школа у нас хорошая… – И, выдержав паузу, добавлял: – Вот только дети ее портят».

Жаль, фонтанирующий остроумец реформировался в вялого трюиста.

А в молодости почти серьезно объявлял: «Да, долго шло человечество к тому, чтобы в моем лице явить апофеоз свободной личности».

И эта личность теперь – министерский клерк средней руки…

А…

Стоп, дальше вспоминать было уже совсем неинтересно.

Гуру и зомби. Две стороны одной монеты, которой расплачиваются за уютную монохромность, то есть за желание все упростить до одного цвета, до одной правды – от тебя она исходит или от другого, не суть важно.

Василию захотелось подумать об этом не за компьютером: с клавиатурой бескорыстный разговор невозможен. Эта резервация – только для работы.

Настоящее дело – это жизнь, которая не делится на отсеки. Голова работает всегда. Самая толковая мысль может посетить, когда в полном одиночестве и расслабухе покачиваешь лыжами на фуникулере, который тащит тебя на снежную вершину.

Подумывая как-то, не завести ли свой личный блог, почитал он чужие. Несколько. Например, со страстью и с неглупой иронией описывает дочка уборщицы из его конторы, как в один день на нее свалилось тридцать три несчастья: выкрали кошелек с отпускными, когда она покупала дорогущую шапку, которая на следующий день облысела, облетела, как одуванчик. А по дороге домой она еще и поскользнулась и сломала ногу.

Сто пятьдесят «комментов» с сочувствиями.

Вроде бы полная открытость, откровенность. Но нет… Дочь уборщицы утаила главное: как ей больно из-за того, что муж ушел к подруге, присвоив их общий магазин. Василий случайно об этом знал. Мать советовалась с ним, можно ли хоть что-то вернуть. Мужа не стоило, а обе кражи, описанная и скрытая, была обстряпаны так ловко, что в рамках закона ничего нельзя поделать.

В общем, все пользуются ЖЖ, чтобы казаться, а не быть. Имитируют дневниковую исповедальность, а на самом деле чего-то хотят от других. Чаще всего – объявить: я есть, заметьте меня… Тонет, захлебывается человек безвестностью…

ЖЖ – это не дневник. Настоящий, бескорыстный дневник пишется пером и в тетрадке, которую после смерти завещают уничтожить, не читая.

И хотя он собирался писать не для себя, а для Юны, все равно компьютер не годится. Для Юны – это интимнее, чем для себя…

Поищем.

В ящике гостиничного стола – только белая бумага формата А4. Листы, изначально предназначенные для чужих глаз. Юнины глаза никак не чужие.

Порыскал в чемодане. Где-то там – почти чистый ежедневник на прошлый год в коричневом кожаном переплете. Пахнет Лелиной «Дюной». На первых двух страницах она успела записать номера чьих-то телефонов, потом шел список тех, кто поздравил ее с шестым годом, а дальше, до конца – чистые листы. Видимо, она либо потеряла этот талмудик, либо поменяла на другой, более компактный для дамской сумки.

Со страницы «3 января» можно писать заново, в режиме прошедшего, навсегда утраченного времени…

Выбор терминологии.

Почему я пользуюсь понятиями гуру и зомби? Можно было бы сказать и по-русски – что-нибудь вроде «ведущие и ведомые», «внушающие и внушаемые», но язык пугается шипения причастий. В них сразу чувствуется пейоративная окраска, то есть появляется заданность оценки. Для объективности лучше взять из чужих культур два жестких несклоняемых иероглифа, чтобы изготовить из них наглядную модель того мира, в котором мы живем и умираем (в том числе и погибаем).

Санскритское слово «гуру» означает «учитель», «наставник», буквально его передают еще сочетанием «важный человек».

«Зомби» на языке банту значит «душа мертвеца». Из Африки это слово перекочевало на Гаити, где колдуны травили специальным ядом рабов-зомби, чтобы они умерли, а потом частично ожили, сделавшись тупыми, исполнительными и безответными работниками на плантациях.

Индийские гуру на Гаити не ездили и никого не зомбировали. Понятия «гуру» и «зомби» соединились именно в европейском сознании. «Мне противно как следовать за кем-то, так и вести кого-то», – сказал французский философ. Еще короче его мысль можно было бы передать так: «Не хочу быть ни зомби, ни гуру».

История вопроса.

Хотим мы того или нет, а большинство людей принадлежит к этим двум разновидностям. Одни «гурят», другие «зомбируются». Некоторые совмещают обе функции: в одних ситуациях он или она – гуру, в других – зомби.