— Ну вот и славно, вот и уважил. Мне помочь тебе хочется, мил-человек. С женой твоей большое несчастье случилось. Да и ты сам стоишь на пороге важного испытания. Алексей вздрогнул, будто из сиденья кресла в него ударило током. «Она меня знает!»
— Откуда знаете? — прошептал Алексей.
— Я, милок, многое знаю. Если веришь — дальше слушай. А не хочешь, иди вон, людям ужинать мешай. — И озорно, как молодая, сверкнула глазами, перекинула через плечо толстенную косу темно-русых волос, подёрнутых сединой.
— Верю, наверное… — помолчав, сказал Алексей. — Продолжайте… Пожалуйста.
— Так вот, беда с ней. Душа её в большой опасности. И тебе, касатик, решать, спасется твоя любимая, или нет. Самому тебе в её терзаниях точку поставить придётся. Там, где все это началось, там и закончиться должно. Закон такой у мироздания, соколик. Выход там же, где и вход. Только порой разглядеть его ой как трудно. Ты не глазами смотри. Ты душой ищи, сердцем слушай. Они не подводят. Завтра, как поедешь туда, будь осторожен, не рассчитывай на помощь того, кто обещал. Жди помощи от того… кого знаешь с детства.
Старушка неуловимым движением придвинулась к Алексею, будто и не было разделяющего их стола, и мягко, по-матерински накрыла его сжатые в кулаки кисти своими маленькими тёплыми ладошками. Фатееву вмиг стало тепло и уютно, как в детстве, когда маленького мальчишку-сорванца гладила по голове ласковыми руками мать. Его окружил запах свежей травы, душистого мёда, разогретой летним солнцем земли. Алексей погрузился в нахлынувшие на него ощущения. Растворился… Ему показалось, что листья всех растений на столике повернулись вслед за старушкой, как будто ловя свет Солнца.
— От Олега? Да как он поможет? — удивился Алексей. — Ему ж самому помогать надо! Того и гляди…
Алексей внимательно вгляделся в лицо пожилой женщины. В нем отражалась спокойная, величественная красота прожитых лет. И вновь она показалась ему знакомой. Видел ведь, тысячу раз видел. Вот только где?
— Всё, что должно произойти, завтра произойдёт. Не страшись злых, не доверяй добрым. Верь только себе и своему другу. И ничего не бойся: того, что ты не сможешь преодолеть, не может с тобой и случиться, — сказала загадочная старушка. Алексей сидел, схватившись руками за голову.
— Сложную дорогу ты себе выбрал? Как считаешь? Думаешь, что не легкую. И прав ты, касатик, только не ты дорогу выбрал, она сама тебя нашла. Если бы ты не мог пройти по ней до конца, то вряд ли когда увидел бы её начало. На такой путь просто так не встать. И не сойти с него так просто. Не тебе уже решать — достоин или нет, выдержишь ли? Не сломаешься ли? Все уже решено. Давно. За много лет до твоего рождения.
— Не понял? — ошалело спросил Алексей. — Как до рождения?
— А как же! Думаешь, случайно ты бересту ту отыскал? И прочесть смог. До тебя её расшифровать пытались лучшие умы — да не возмогли. А ты смог! А все потому, что не всем ту грамотку читать можно. А бабка твоя, зря, думаешь, тебя каждый год к себе на каникулы забирала да по лесам с собой за травами да кореньями таскала? Легенды тебе рассказывала, травы учила различать, голоса леса слушать. Хочешь, скажу, что за свиток на бересте тебе в руки попал?
— Хочу, — тяжко выдохнул Алексей и сглотнул.
— А отыскал ты, милок, то, что все ищут. Всю жизнь найти пытаются, и не могут. Судьбу ты свою нашел, свой Путь.
— Это я и без вас знаю, — обиженно ответил он.
— Нет, не знаешь. Это ведь был свиток твоей судьбы, голубчик. Вот почему его прочесть не могли до тебя. Твоя судьба — только для тебя. Ты, когда прочел его, узнал свою судьбу. И тотчас же забыл, что прочел. Так ведь?
— Так.
— Сейчас даже и не вспомнишь, что там написано. Верно?
— Да. — Алексей впился взглядом в лицо старухи. — А вы знаете, что там написано?
— Да, знаю, — просто ответила она. — Я, почитай, касатик, про всех знаю. Только сказать могу лишь им. Чужую судьбу не могу рассказать. Запретно то.
— А как же? Вы же только что про Олега говорили и про…
— Нити судеб человеческих выпрядены давно. И пряжа судеб переплелась в причудливом узоре, Лёшенька. Там, где твоя судьба переплелась с другой, я могу тебе приоткрыть тайну. Я тебе и так сказала больше, чем положено.
Щёлкнул замок открываемой двери, в коридор хлынул дружный женский хохот.
Алексей вздрогнул от неожиданного шума и… проснулся.
— Так что, Петровна, ты повнимательней с ним, поняла? — задорным голосом произнесла невидимой за стеной собеседнице вышедшая из дверей тётка лет сорока с лишним. Именно тётка. В домашних тапках, чёрной, до середины голени, юбке, казенного вида белой блузке с огромной брошкой из стёкла и жести.
— Вы вселяться, молодой человек? — спросила она, проходя за стойку регистратора. — Документы тогда давайте, — скомандовала она деловито и хлопнула дверкой, отгораживая себя от «этих, приезжих».
Алексей встал, поставил на пол сумку, в которой принес из машины часть своего снаряжения, и подошёл к стойке, доставая из кармана паспорт и деньги. — Я ненадолго. Переночевать и все.
— Жена из дому выгнала? — участливо поинтересовалась тетка.
— Да нет, не выгнала. Я тут проездом. В Лавру приезжал. Да вот, припозднился что-то. А в ночь ехать не охота. Я и решил… Скажите. А у вас одноместные номера есть? — с безумной надеждой спросил он.
— Есть. Только сейчас все заняты. Могу двухместный дать. Он пустой, только, сразу предупреждаю, в любое время подселить кого-нибудь могу. — И выжидающе уставилась на Алексея сквозь стёкла очков, которые успела нацепить на нос, едва войдя за стойку. Сквозь толстые стёкла глаза её казались огромными, отчего она становилась похожа на добрую старую черепаху Тортиллу.
— Мне бы одному. Давайте я вам за два места заплачу? И вы не будете подселять, а?
— Не могу, молодой человек. Не положено. — «Не положено» было сказано сухо и казенно. — Сами подумайте, а вдруг начальство с проверкой?
— Какая проверка в два часа ночи! — вскинул удивлённо брови Алексей. — Я ж не на год заезжаю. Переночевать и все.
— Не положено. Вам переночевать, а я места могу лишиться, — как дауну, стала втолковывать ему тетка. — Где я, предпенсионница, потом в этом городе работу искать буду? В школе уборщицей? Есть люкс, — внезапно сменила она гнев на милость. — Он вообще пустой. Почти всегда. С телефоном, телевизором…
— Сколько? — вздохнул Алексей, мысленно считая деньги в кармане и пытаясь решить, спускаться ли за бумажником к машине или хватит рассованной по карманам мелочёвки.
— Шестьсот пятьдесят рублей сутки. Сутки с девяти ноль ноль. Сейчас… — она посмотрела на часы, весящие на стене справа, — двадцать один тридцать. Значит, за полсуток…
— Понятно. — Алексей подал ей паспорт и полез в карман за деньгами. — А душ у вас тут общий?
— Да, но у вас в номере тоже есть.
— Вот и славно, — пробормотал Алексей себе под нос.
— Так, распишитесь тут и вот тут, — протянула ему огромную амбарную книгу тётка.
Он молча расписался.
— Вот ваш ключик. Номер прямо по коридору, последний справа. Там замочек заедает, мы слесаря уже вызвали. Вы ключик в замок вставите и пошуруйте им туда-сюда, — посоветовала она.
— Спасибо. Справлюсь. Мебель обещаю не ломать, — заверил её Алексей. И, подхватив за ремень сумку, двинулся по коридору. Но прежде, сам не зная зачем, обернулся и посмотрел туда, где сидела старушка. Конечно, никого не увидел, только над креслом, в котором она сидела, кружился, исполняя причудливый танец, одинокий мотылёк, невесть как попавший в фойе гостиницы. Да причудливо шелестели под невидимым ветерком искрившиеся, как будто умытые весенним дождём, листья комнатных растений, никогда не знавшие дождя и привольного ветра. «Не может быть! — удивился Фатеев, ошалело глядя на
