хорватским племенным союзом, каган укреплял, а не ослаблял этот участок рубежей своей державы. Выселяли для этой цели преимущественно боеспособных мужчин, которые женились на местных славянках.[1087]
Дулебы принесли в Чехию курганный обряд захоронения, дотоле на Среднем Дунае неизвестный. Он распространился у племен, подвластных каганату, — у заселивших большую часть Южной Чехии дулебов, у соседних с ними с востока мораван, у части северо-западных и восточных словацких «родов». В эту же группу зависимых от каганата племен вошли (или произошли от них) жившие к северо-востоку от дулебов зличане. Их регион с центром в Либице неглубоко, но врезался между чешским и собственно хорватским. Зличане сложились в результате смешения хорватов и продвинувшихся на север дулебов. Один из позднейших градов этих мест недаром носил имя Дудлебу. Отпадение зличан от хорватского союза, при небольших размерах их территории, являлось довольно значимым успехом авар. Он доказывал эффективность опоры на вынужденных переселенцев-дулебов. Именно от зличан восприняли позднее курганный обряд сами хорваты — единственные из враждебных аварам племен. Впрочем, давление авар привело к более плотному заселению в этот период не только юга, но и хорватского северо-востока Чехии. Среди переселенцев, конечно, были и беженцы из числа тех же дулебов. [1088] Авары покорили и часть Чехии к западу от Лабы. Здесь, по Огрже до ее впадения в Лабу, они расселили зависимых от себя лучан.[1089]
Следы присутствия переселенных аварами славян в Паннонии довольно многочисленны. Сначала славяне сохраняли верность исконному погребальному ритуалу — трупосожжениям, заключая прах в урны пражско-корчакского типа. Затем, на протяжении VII–VIII вв., можно наблюдать постепенное восприятие ингумации. В отличие от авар, славяне хоронили умерших головой к западу. Подобные захоронения отмечены на многих паннонских могильниках аварского времени (Орослан, Покасепетк и др.). Среди встречающихся в захоронениях славянских вещей — пальчатые фибулы, ритуальные ножи с волютообразной рукоятью. В свою очередь, паннонские славяне, как и сородичи в Поморавье, освоили гончарный круг и стали изготавливать посуду дунайского типа. Ассимиляции славян не произошло — при всем взаимодействии с аварами, романцами, германцами они сохраняли свою самобытность.[1090]
Избыток славянского населения в среднедунайских областях, образовавшийся в результате переселений, позволил каганам использовать славян и для освоения иных земель. Часть таких переселений могла происходить стихийно, но другая, вне сомнения, являлась частью каганской политики. На юго-востоке в VII в. усилилось проникновение славян в населенные прежде гепидами и отчасти влахами земли Трансильвании. При этом приходят славяне вместе с аварами. Двигались они из Потисья или из Закарпатья, по реке Сомеш. По приходе они подселялись на уже существующие поселения гепидов и романизированных туземцев.[1091] На западе славяне, носители аваро-славянской культуры, постепенно осваивают будущую Нижнюю Австрию.[1092]
Наконец, ко времени наивысшего могущества каганата в первых десятилетиях VII в. относится проникновение славян из Среднего Подунавья в верховья Майна. Здесь у впадения реки Регнитц, неподалеку от современного города Бамберг, известны урочище Кнетцгау, «винидский холм» Винидсхейм и «княжий град» Кнетцбург. Обнаружено множество фрагментов пражско-корчакской керамики — явное свидетельство существования здесь с первой половины VII в. славянских поселений.[1093] Их возникновение могло объясняться бегством славян (лучан или их соседей) от аварского гнета под защиту противостоящего аварам Франкского государства, ближе к его границам. Выход на Майн мог быть и просто естественным следствием движения чешских «родов» вверх по Огрже — движения, которое, конечно, ускорилось и аварским натиском, и переселением лучан.
С другой стороны, имели место и обратные переселения славян из придунайских земель в Восточную Европу. Находки на Пастырском, в Зимно и на ряде других переселений свидетельствуют о присутствии здесь мастеров-ремесленников со Среднего Дуная. Они принесли на юг Восточноевропейской равнины некоторые новые техники работы по цветным металлам, свой художественный стиль, типы украшений.[1094] Среди этих переселенцев имелись и славяне. Мастеров, работавших на заказ, приводили с собой воины-авары.
Славяне, как мы видим, немало нового восприняли в свою культуру под властью каганата. В отношениях их с аварами на первых порах трудно увидеть явную враждебность. Славянские воины не только сражались вместе с аварами против общих врагов — прежде всего, ромеев. Они, пусть вынужденно, бились и против собственных, славянских же, сородичей, в подталкиваемых каганом распрях. Однако все это, разумеется, не свидетельствует о смирении славян с аварским игом, насильственным и унизительным — скорее, в конечном счете это только усиливало чувство унижения.
Если же говорить о культурном взаимодействии, то оно происходило главным образом не с завоевателями, а с такими же завоеванными народами — романцами, гепидами. Следы тесных контактов с альпийскими романцами сохранились в праславянском языке. Происшедшие примерно в аварскую эпоху языковые заимствования широко разошлись не только в приальпийских землях, но по всему северном славянскому ареалу, вплоть до восточнославянских языков. Заимствования эти по преимуществу (но не исключительно) отражают взаимодействие в хозяйстве — растениеводстве, металлургии и т. д.[1095]
Сокрушение аварами существовавших около века славянских племенных союзов само по себе подавило волю к активному сопротивлению у многих славян. Причины падения антской и дулебской племенных конфедераций для современной науки лежат на поверхности — прежде всего, это сама их непрочная структура. Однако первое поколение очевидцев, славян-язычников, победа авар сама по себе заставляла видеть в завоевателях некую потустороннюю силу, борьба с которой бесполезна. Авары, разумеется, использовали в своих интересах и представления самих славян о ритуальных и общественных обязанностях любых покоренных перед покорителями. Это не исключало, однако, ни ненависти к «насильникам», ни пассивных форм борьбы — прежде всего, тайной помощи противникам авар.
Об одном таком эпизоде, имевшем место где-то в приальпийских землях Норика после 610 г., рассказывает Павел Диакон. Его прадед Лопихиза при разорении аварами[1096] в 610 г. лангобардского Фриульского герцогства с другими детьми авары увели в Паннонию. Спустя годы ему удалось бежать из плена. Приют он нашел в каком-то славянском селении. «Когда одна женщина, уже пожилая, его увидела, то сразу поняла, что он беглец и страдает от голода. Движимая жалостью к нему, она спрятала его в своем доме и тайно давала ему понемногу еды, чтобы не погубить его совсем, если сразу накормит его досыта. Именно так, надлежащим образом, давала она ему пищу, пока, отдохнув, он не восстановил свои силы. А когда она увидела, что он уже в состоянии идти, то, снабдив его провизией, указала, в какую сторону он должен держать путь. Через несколько дней он вступил в пределы Италии и пришел к дому, где родился».[1097]
Именно в эти десятилетия наивысшего могущества каганата в северные славянские диалекты входит слово «обры» — авары. Оно на долгие века осталось обозначением мифических злых великанов, богоборцев, «варваров».[1098] Такое же представление мы находим запечатленным и в летописной притче об «обрах». Значения этого слова лучше всего характеризуют отношение славян к культурному и политическому «симбиозу» в рамках Аварского каганата. Установившееся аварское иго с самого начала вызывало всеобщую ненависть. Оно держалось только на представлении об исключительном могуществе завоевателей, сложившемся из-за их впечатляющих ратных успехов. Свержение аварского господства являлось делом времени.
Рождение южного славянства
VII в., время широкого расселения славян по всему Балканскому полуострову, положил начало истории южнославянских народов — болгар, македонцев, сербохорватов, словенцев. Складывание первоначальных южнославянских народностей и их культур происходило в условиях масштабных
