Он заставил ее несколько раз повторить описание доктора Лэя.
Может быть, он — амбулант? — предположил Уилл.
Возможно. Однако… Ты уверена, что у него именно серые руки? Это не было искажением цвета на экране телевизора?
Уверена, — ответила Гэйнор без колебания. — Когда его рука высунулась наружу, я это ясно видела. Не могу описать, как это было ужасно. Она была не просто пугающей, а какой–то… грязной. Серость делала ее мертвой, но она двигалась, подзывала, пальцы ее были длинными и такими гибкими, будто бескостными или слишком… — Гэйнор замолчала,
ее всю передернуло от воспоминания.
Однако картинка оставалась плоской — она не была такой объемной, как изображение Эзмодела?
Экран стал как бы резиновым, и рука толкнулась в него, вытянула его, будто он пластиковый, но — да, все остальное было плоским.
И это была та программа, которую ты хотела посмотреть? — настаивал Рэггинбоун. — Она была обозначена в программе передач газеты?
— Да.
К сожалению, Рэггинбоун больше ничего не сказал, только, напряженно думая о чем–то, сузил пронзительные глаза. Уилл, ближе знакомый с ним, немного выждал, а потом сделал свой вывод:
Вы знаете его, ведь так?
Будем считать, что я знаю, кто это может быть. Если оттенок его кожи естественный и не является следствием какой–то болезни, то этот цвет был характерен для определенной семьи, хотя века его уже, наверное, разбавили. Еще важно и имя… Ясно, что если это была настоящая телевизионная программа и его пригласили участвовать в ней, то он как раз этим и занимается. Вероятно, Гэйнор могла бы использовать свои связи, чтобы побольше о нем узнать?
Я об этом не подумала, — сказала Гэйнор. — Конечно, это так очевидно. До чего же я глупая!
Не такая уж и глупая. — Рэггинбоун неожиданно улыбнулся ей, по его лицу разбежались веселые морщинки. — Вы испытали неожиданное потрясение, но сохранили ясную голову. Жаль, что вас так вывели из себя летучие мыши.
Я их ненавижу, — сказала Гэйнор.
Что вы думаете о Старом Духе? — спросил Уилл. — За всем этим, должно быть, скрывается именно он.
Боюсь, что так. Он ослабел после неудачи в Атлантиде, но, увы, ненадолго.
Но почему он выбрал в качестве мишени Гэйнор?
Возможно, потому, что ты поставил в ее комнату телевизор Элайсон, — ответил Рэггинбоун, подняв брови. — Современная технология дает возможность осуществить с ее помощью сверхъестественный контроль, и, в конце концов, что такое телевизор, как не механический эквивалент хрустального
шара? Не Гэйнор была выбрана мишенью, просто она оказалась в этом месте. Подозреваю, что истинной их целью является Ферн.
— Реванш? — быстро спросил Уилл.
— Вероятно. Он всегда отличался чрезмерной мстительностью, особенно если дело касалось колдовства. Первым Духам были ненавистны все разговоры о человеческом роде еще до того, как он возник на Земле. Духи боялись людей как потенциальных конкурентов на планете, сначала ничего не зная о них: ни кто они такие, ни откуда взялись. Когда Духи поняли, что их ожидаемые враги не волшебные ангелы, спустившиеся со звезд, а всего лишь
безволосые обезьяны, которые слезли с деревьев, их ненависть превратилась в издевательство. — Рэггинбоун замолчал, улыбаясь чему–то, что было известно ему одному. — Время шло. Для бессмертных время движется и быстро, и медленно, неделя может растянуться до бесконечности, а миллион лет проскользнуть незамеченным. Пока глаза Духов смотрели по сторонам, люди росли, им был дан Дар, и Дети Атлантиды научились соперничать со старшей силой. Старый Дух больше, чем все другие Духи, обвинял себя в такой неосмотрительности. И он нее еще томился, тосковал по человеку, которым
можно руководить, манипулировать, поступки которого можно контролировать. Он все время был рядом с людьми, хорошо изучил их безрассудство и слабости и стал их богом и дьяволом одновременно,
стал их гением и их Немезидой. Его мучило желание реванша, он стремился завладеть их энергией. И Ферн… Ферн обладает энергией. Насколько велика эта энергия — я не знаю. В Атлантиде он мог увидеть гораздо больше, чем видим мы. Все годы, когда он страдал от бессилия, иссушившего его, он мечтал
о том, что использует Ферн, превратив ее Дар в свое оружие. Давным–давно Старые Духи извратили колдовство и заставили его служить им, хотя ничем хорошим это не могло кончиться. Вспомните Элаймонд. И до сих пор, говорят, Падших ангелов, их самых сильных слуг, набирают из Детей Атлантиды. Постепенно их души и их Дар принимают те формы, которые служат целям Старого Духа. Ферн не должна прислушиваться к его шепоту. Впрочем, в данный момент она вообще никого не слышит, но… но ее можно подчинить, использовав тех, кого она любит. Или он на это рассчитывает. Думаю…
Вы имеете в виду нас? — перебил Рэггинбоуна Уилл.
Тебя и других. Вы двое больше всего для этого годитесь. Вам нужно быть очень осмотрительными.
— Вы нас не утешили, — сказала Гэйнор. — Я думала, что уже достаточно напугана, но теперь… полагаю, что решу ни во что это не верить, так удобней.
— Ты считаешь, что удобно, — спросил Рэггинбоун, — бояться чего–то, во что ты не веришь?
Гэйнор и не пыталась ответить, вспомнив свою детскую привычку — безостановочно наматывать на палец и разматывать прядь волос. Уилл пробормотал:
Почему вы все время говорите «они»? Когда вы говорите о человечестве, вы говорите «они», а не «мы»? Хотелось бы понять, в чем тут дело?
Ты очень проницателен, — ответил Рэггинбоун. — Нас выдают мелочи… При рождении я оказался в отбросах человечества, но мой Дар поднимал меня все выше и выше, на самую вершину — во всяком случае, я тогда так думал, — и когда я потерял Дар, то почувствовал, что я ни волшебник, ни человек. Человеческая сущность исчезла, осталась лишь шелуха опыта. Я стал Наблюдателем на периферии игры, стоящим за плечами игрока, или тем, кто дает советы, ведя счет очкам. Совет, как правило, остается незамеченным или ошибочным. Уилл улыбнулся:
Вот оно что…
Вы — аутсайдер, — сказала Гэйнор. — Я думала об этом по пути сюда. Вы — вне жизни, вне человечества, возможно, даже вне времени. А есть еще
такие же… другие, как вы?
Кое–кого я знаю. Но есть и те, кто мне неизвестен. Возможно. Мы следим за всеми и за всем. Случается, мы можем попытаться направить кого–то в правильную сторону или туда, где, как мы считаем,
находится правильная сторона. Наша задача состоит в том, чтобы не вести, но и не идти следом, только быть там. Я так давно наблюдаю, что трудно
припомнить, когда я сам участвовал в действиях. Человечество… это клуб, из которого меня изгнали много столетий назад.
Но… — И Гэйнор замолчала, не набравшись храбрости задать вопрос, который побоялась даже сформулировать.
Но?.. — мягко повторил Рэггинбоун.
Кто вас определил на это место? — спросила все–таки Гэйнор. — Должен же быть кто–то… Кто–то, на кого вы работаете. Кто–то, отдающий вам приказы…
Приказов не бывает, — сказал Рэггинбоун. — Никто не говорит нам, добились ли мы успеха или потерпели поражение, поступаем мы правильно или ошибаемся. Мы работаем на всех. Мы делаем нее то, что может сделать каждый — слушать голос сердца и надеяться. Мне бы хотелось думать, что и за нами наблюдают, да еще и дружеским взглядом.
Ты от него никогда не добьешься прямого ответа, — сказал Уилл. — Только нечто закрученное. Он может найти кривизну и в абсолютно прямой линии. Рэггинбоун, Брэйдачин сказал: то, что выходило из
