— Ну, что… готовь к имянаречению, — сказал Бер и вдруг, подойдя почти вплотную к Бояне, вкрадчиво спросил:
— Чего ты хочешь?
— Я хочу…
Бояна растерянно замолчала. Вскинула широко распахнутые, мятежные глаза цвета дыма. И вдруг, запрокинув голову, поднесла чашу к губам, выпивая все, что там еще оставалось.
— Хочу быть истинной! Самой близкой к родным богам, к своему Роду, к корням и к небу! Хочу справедливости на земле, чтобы каждому по заслугам…
Медведь одобрительно и так оглушительно засмеялся, что в его смехе утонуло окончание желаний Бояны.
Жрец, обессиленно откинувшись на лавке к стене, наблюдал всю эту сцену с любопытством, чуть приправленным печалью. Однако Медведь, видимо, был очень доволен.
— Вот! Слышал, Велемир?! Справедливости! Побольше бы таких красавиц и красавцев мне в сыновья и дочери, и справедливость на земле русской восстановится, да еще как — некоторые и глазом не моргнут…
— Я не верю в это… — неожиданно печально проговорил Велемир. — Хотел бы верить, но… не могу.
— Ты ни во что не веришь, кроме своих мистерий, жрец. Но это все атрибуты для главной цели, ты забываешь!
— Это ты забываешь… — про себя пробормотал Велемир.
— Ах…
Бояна выронила из согревшихся и незаметно ослабевших пальцев чашу с недопитым сладким вином. Деревянная плошка упала с тихим стуком. По дощатому полу разливалось темное красно-коричневое пятно, быстро впитываясь в некрашеное дерево.
Двое мужчин вздрогнули, обернулись. Бояна подняла пустую чашу и теперь смущенно и испуганно смотрела на них, а они на нее — будто опомнившись. Медведь добродушно усмехнулся, видя неловкость девушки. Волхв же произнес тихо:
— Дурной знак…
Скорее всего, Медведь его не услышал. Он, кажется, думал уже о чем-то другом.
— Ладно, — сказал он. — Утро вечера мудренее. А пока — отведи ее в дом жертв.
После душной, насыщенной теплом и запахами атмосферы дома, после крепкого, обжигающего питья, морозный воздух оцарапал горло, больно схватил за щеки.
Мужчины, все еще сидящие у потухающего костра, прервали разговор, резко остановился, повиснув эхом в ночном небе, громкий хохот.
— Вот, кому-то жертва достанется! — присвистнул Ставр, увидев Бояну в сопровождении Велемира.
Остальные молча смотрели на то, как жрец и девушка проходят мимо. Она вдруг увидела, как глаза их горят хищным блеском, ноздри раздуваются и зубы блестят в темноте, словно оскалы животных.
— Кому?! Мне, конечно! — хохотнул Гром.
— Нет, мне! — шутливо возразил Ставр.
— Мне, мне, Велемир!
— Ладно, нам всем…
Ужас холодной рукой пробрался под меховой воротник Бояны. Влажный мороз снова больно ободрал слизистую носоглотки.
— В дом… жертв? — недоуменно спросила она.
Жрец молча то ли кивнул, то ли раздраженно мотнул головой, лишь подталкивая Бояну под локоть вперед. Туда, где вырастал темной массой такой же, как у Медведя, только немного поменьше, деревянный дом.
— Что это? — она остановилась, выдернув руку из-под руки Велемира. — Куда ты меня привез? Куда?!
Он посмотрел на нее спокойно. В темноте зрачки его странно блестели на фоне очень светлых глаз, но самым страшным оказалось выражение, с каким он смотрел: словно мясник на тушу, которую собирается разделывать. Бояна побелела, как снег, поняв вдруг, что уже нет пути назад.
— А ты как думала, девушка? — тихо и как-то успокаивающе проговорил Велемир. — Языческие боги любят жертвы. Так что, будь довольна. Гордись.
Она не поняла, что именно он имел в виду. Смысл слов ускользал от нее, как ускользает реальность из сознания переутомленного ребенка. Но тон, которым были произнесены эти слова, разочаровал, разгневал, а еще больше — напугал. В нем ясно слышалось то, что Велемир не то чтобы презирает, но… совершенно точно не считает ее за равную.
И что ее мечта обладать тайным знанием, быть причастной к волшебству и власти — совсем не так близка, как она надеялась, когда так стремилась сюда.
Глава 7
ОШИБКА
Юлия сладко потянулась в теплой кровати. Впервые она стала просыпаться без чувства горечи. Впервые, черт знает за какое уже время, она наслаждалась едой, сном, разговорами и просто тем, что живет и дышит. И даже батареи стали как будто лучше греть. Наверное, старушки активистки написали в районную управу жалобу на ДЭЗ.
Или это просто из-за того, что все это время кто-то был с ней рядом?
Юлия прислушалась. В квартире царила тишина. Значит, он еще спит. Ну, конечно. Сейчас только девять — это она непонятно почему в такую рань сегодня проснулась. Юлия села в постели, радуясь приятным ощущениям в выспавшемся, отдохнувшем теле. Умыться! Ей стало доставлять удовольствие снова ухаживать за собой, мазаться кремами, подкрашивать губы блеском. И отдельным удовольствием было тщательно расчесывать и взбивать руками пышные медные кудри, соблазнительно вьющиеся вокруг загадочно- бледного лица.
Она выскочила из кровати и прямо в майке, служившей ей ночной рубашкой, не обращая внимания на бодрящую прохладу и сквозняк, что струился по холодному полу, побежала в ванную.
— Ой…
Просто вода не хлестала уже из крана, и потому она была уверена, что ванная свободна.
Все эти двенадцать дней Иван каждый раз отмокал там по несколько часов.
Когда она вошла, чуть не натолкнувшись на него, он как раз опустил мокрое полотенце и замотал головой, разбрасывая вокруг себя душистые теплые капли — словно огромный лохматый пес отряхивался после купания.
— Юль… — улыбнулся Иван. — А я думал, ты еще спишь… — он виновато развел руками.
И лучше бы он этого не делал. У Юлии сильно закружилась голова.
После его отмоканий в ванной подолгу держался такой густой, насыщенный и горячий пар, что в нем трудно было дышать. Особенно трудно было дышать сейчас. Почти невозможно. Потому что Иван был слишком близко, наполняя жаркий воздух вокруг запахом
