— Не в этом дело.
— А в чем тогда?
— Просто, как-то…
Юлия отстранилась, мягко, но решительно убрала руку из пальцев Марка. Что-то смущало ее в нем, в этом воспитанном, приятном юноше. Даже странно… хотя — что странного? После того сентября она не могла позволить себе даже мысли о каких бы то ни было отношениях, связанных с любовью. А не связанных — тем более! Слишком дорого они обходятся, как оказалось. Во всяком случае — для нее.
— Ой, вот только не рассказывай мне сейчас про свои моральные принципы, ладно?!
Лицо Марка дернулось неприятной гримасой, нежные губы презрительно скривились. Почему это ее так задело? Ей всегда было наплевать на мнение о себе других людей, тем более каких-то мажоров!
— Это еще почему? — неожиданно для самой себя спросила Юлия. — А если я хочу о них рассказать именно сейчас?
— Но только не мне.
И тут он усмехнулся так нагло и соблазнительно, что заныло где-то в груди и застучало в висках.
— Это почему еще? — опешила Юлия.
— Да ладно, — Марк махнул рукой. — Ты жила с бомжарой каким-то почти две недели — и ничего. А я что — хуже?
Удар под дых был так силен, что орхидеи, нарисованные на керамическом чайнике, опасно задрожали и расплылись в чем-то горячем, вдруг замутившем глаза. Вот, получи, что заслужила. Она жаждала утешения так, как может жаждать человек, истосковавшийся по теплу и пониманию, стоящий на грани ненависти к себе. И вот, вместо утешения получает отповедь от малознакомого наглого мальчишки.
— Ну, все, хватит.
Она отодвинула от себя чашку слишком резко. Когда кофе выплеснулся и обжег ей руку, Марк снова тонко усмехнулся. Но Юлия этого не заметила. Она видела только дорогу домой. Ей вдруг так срочно и необходимо стало оказаться в своем неприветливом ночном дворе, в своей убогой промерзшей квартирке в спальном районе, что она чуть не сшибла Марка, ударившись плечом о плечо, когда вставала со стула.
— Ты куда?
Юлия вскипела, когда он уставился на нее, снова насмешливо прищурившись.
— Поболтали — и будет.
Она метнула в оскорбителя разгневанный взгляд. А потом вдруг оказалась в его объятиях. Изящные руки неожиданно крепко держали ее запястья, потом обхватили талию, и пальцы вплелись в волосы, ласковыми змеями заскользили по затылку, шее и плечам.
— Не могу поверить… — шептал Марк. — Просто не могу поверить…
А может правда — хватит себя хоронить? Один раз она уже не ответила на чувство и потом неделю бегала по подворотням и злачным местам. Юля зажмурилась, стараясь выгнать из памяти виноватый взгляд Ивана и его запах, все еще витавший в ее квартире. Чуткие пальцы лучше чего-то другого помогали в этом, а губы что-то шептали в шею, щекоча и лаская.
— Ты… ангел…
— Нет.
— Ангел…
— Только не это. Говори, что хочешь, только не это.
— Ты ангел… Прости… Я просто не верю, не могу поверить…
— Замолчи!
— Больше не буду.
Но он говорил это снова, еще несколько раз. Когда они замерли в огромном коридоре, не в силах оторваться друг от друга. И когда упали на широкую кровать с очень упругим матрасом, на прохладное, чуть влажное белье. И потом — когда бессильно лежали в рассветном мраке просыпающегося города, засыпали, обняв друг друга за талию.
Они выглядели удивительно одинаковыми. И если бы смогли увидеть себя со стороны, когда, утомленные каждый сначала своими, а потом уже общими, такими необычными для обычных людей переживаниями, лежали рядом, вытянувшись светлыми тонкокожими телами на темно-синем блестящем хлопке, они поняли бы, что напоминают двух рыжеволосых эльфов. Узкие спины, длинные руки и ноги. Талия Марка в месте самого сильного сужения была почти такой же тонкой, как у Юлии, только плечи, почти не покрытые мышцами, расширялись сильнее.
Когда они проснулись наутро, а вернее вечером, то снова занимались любовью, тонко и изысканно.
— Ну-ка, дай посмотреть! Давай, давай…
— Оставь… Это мура, она не получилась все равно…
Юлия не любила, особенно с некоторых пор, когда разглядывали ее татуировку — крыло, словно порванное с одного края, на правом плече.
— Оп-с…
Юлия повела плечом, вырываясь из его рук, но Марк ловко ухватил ее поперек туловища и, повалив на живот, прижав ладонью спину, как тигр добычу, всмотрелся в рваное крылышко.
— Здорово.
— Да ладно…
— Это ты… сделала, чтобы не забыть, кто ты?
— Да нет, ты что! — она вывернулась и откатилась на другой край постели. — Я тогда еще ничего не знала и не могла знать, даже не догадывалась… естественно… А это… это так. Глупость.
— А как ты узнала о себе?
— Не могу… Не хочу об этом говорить.
Они были единым существом с четырьмя глазами-хамелеонами, которые темнели в моменты страсти. С четырьмя гибкими руками, которые переплетались каждый раз будто навсегда. Казалось, такой гармонии не бывает на свете, но она продолжалась ровно до тех пор, пока кому-нибудь из них не приходило в голову начать разговаривать. Гораздо чаще это приходило в голову Марку.
Так было и этим вечером. В квартире опять царила сумеречная, зимняя тишина. И он опять решил поговорить на эту тему. И, как всегда, стоило ему открыть рот, плечи Юлии напрягались в обороне, и руки самопроизвольно скрестились на груди, в попытке защититься от того, что она могла услышать. Она всегда отвечала ему одно и то же — что нужен выбор. Просто выбор. Но Марк не верил. Или не понимал.
— Вот именно! — вскрикивал он, и голос его неприятно менялся. — Вот именно — выбор! Так что ты выбираешь — сидеть здесь и ждать старости, пока тебя не выберет смерть?! Или действовать? Пойми, то, что мы узнали об этом… то, что ты узнала о своей сущности… хоть ты и не хочешь говорить, как это произошло… — на лице его в эти моменты появлялось выражение искренней обиды, — Это ведь не просто так!
— Может быть, ты и прав…
— Расскажи о себе, — настаивал Марк. — Расскажи о том, как ты узнала.
