– Арматура, – ответил Лионель.
– Арматура, – бросил Арман через плечо. – Он упал прямо на одну из них.
– Ё-мое!
– Можно сказать, он сел на эту хреновину.
– Ё-мое! А она не проткнула ему задницу?
– Вошла прямо в зад, – бросил через плечо Арман, когда они подошли к причалу, где болталась алюминиевая, с мотором в сорок лошадиных сил, привязанная к колышку лодка Лионеля.
Лионель повернулся к ним и сказал:
– Арматура прошла сквозь меня и вышла на спине, там, где почка, точнее, где она была раньше.
– Ё-мое! – Ричи покачал головой.
– У него всего одна почка.
– Я лишился почки, сломал ноги, и пришлось заменить коленный мениск на пластиковый, вот этот. – Лионель показал какой. – Но мне повезло, потому как, не зацепи меня эта арматурина, я бы расшибся насмерть. Она меня самортизировала. – Направляясь к лодке, он спросил: – Что вы еще хотите узнать?
– Это случилось десять лет тому назад, да? – спросил Арман.
– Больше. Тогда мы строили Центр возрождения в Детройте. Лет четырнадцать уже. – Он развязал бечевку и, придерживая для них лодку, протянул руку. Ступая на борт, Арман ухватился за нее, а Ричи сделал вид, будто ее не заметил.
– Вчера ты беседовал с одним парнем, – сказал Арман. – Я обратил внимание на то, что он тоже монтажник.
– Да, он в то время работал вместе со мной, – ответил Лионель. – Кажется, тогда мы с ним и познакомились. Он был еще панком.
– Но не сейчас, да?
– Панками монтажники кличут учеников. Можешь мне поверить, сейчас он совсем не панк.
– Как его зовут?
Арман ждал. Лионель смотрел в сторону дома, о чем-то размышляя, и, возможно, его не слышал.
– Я должен оставить жене записку, – сказал он. – Она повезла дочку на ледовый каток в спортивный центр.
Арман глянул в сторону дома, потом на Лионеля у причала:
– Наша прогулка не займет много времени.
Появился сухогруз, маленький, однако возвышавшийся над ними, когда проплывал мимо. Лионель сообщил, что сухогруз направляется на элеватор в Уоллесберге. Теперь он разъяснял им все, не дожидаясь вопросов.
Поначалу река Снай напоминала обыкновенную реку с берегами по обеим сторонам, лесополосами и зарослями, которые Лионель называл кустами. Но по мере того, как они продвигались к югу, ее берега превращались в болота.
– А где земля? – спросил Арман. – Здесь некуда высадиться.
Лионель вроде как улыбнулся.
– Видишь, там – топь. Когда вода поднимается, можно протолкнуть по ней лодку и найти ондатр.
– Где? – оживился Ричи. – Я не вижу никаких ондатр.
– Они увидят тебя первыми, – усмехнулся Лионель. – У меня там ловушка. В том месте, где они вылезают.
– А ты их ешь?
– Иногда, – ответил Лионель. – Жарю мясо на вертеле либо тушу в горшочке. Вообще-то ондатры жрут все подряд, поэтому многие их не едят из-за боязни травануться.
– Тогда на кой черт они нужны?
– Хорошая шкурка стоит пятьдесят – шестьдесят баксов.
– Ё-мое! И это все?
– Глянь на небо, – сказал Лионель. – Ты хотел видеть уток, да и вообще надо проследить, где они садятся.
– У меня болит челюсть, и мне холодно, – поежился Ричи.
Арман вспомнил о том жарком лете, когда он был здесь много лет назад.
– Все выглядит по-другому… на воде, – сказал он.
– Ты просто никогда не забирался так далеко, – откликнулся Лионель. – Ты и твои братья. Здесь нет ни кошек, ни собак, в которых можно стрелять.
– Продолжай в том же духе, и я превращу тебя в ондатру. – Арман покосился на Лионеля. – От своей бабушки я научился ворожбе. Когда-то давно она собиралась превратить меня в сову.
– Жаль, что не превратила.