759 г., 3 луна (весна)
На пути в ссылку в Елан именно в этом месте Ли Бо настиг указ об амнистии («смертники переводятся в ссыльных, ссыльные освобождаются»), и он повернул назад на восток
Боди: город на одноименной высокой горе в восточной части уезда Фэнцзе пров. Сычуань, в начале периода Восточная Хань построен Гун Суньшу по прозвищу Белый Дракон; по преданию, в городе находился колодец, в котором будто бы жил дракон, и потому покровителем города считали Белого Дракона, одного из 5 Небесных Владык, повелителя западного неба и духа звезды Тайбо, чьим временем была осень; в городе находился храм Чжугэ Ляна. Цзянлин (или Цзинчжоу) : округ и уезд (совр. уезд Цзянлин пров. Хубэй). Тяжкие горы: образ освобождения, тем более противопоставленный легкому челну, который везет поэта к родным местам.
Учусь у Древности думать о приграничье
Стою печально на Главе Дракона И Вас не вижу. Все внутри дрожит. Ведь даже ручеек, похоже, стонет, Сочувствуя, по склону вниз бежит. Наполнен грустью этот мир бескрайний, Заходит солнце, и встает тоска, Гора смыкается с небесной далью, Плывут по кромке неба облака. И мнится — белый гусь из темной ночи С надрывным кликом опуститься смог, На лапке — весточка: мой дальний хочет Послать своей далекой тяжкий вздох. Душа моя разорвана страданьем, Скрывает снег цветы десятый год. У Вас там нет весны, в том крае дальнем, Не возвратитесь Вы, уйдя в поход. Как смутный сон, от Вас я далека, В слезах-жемчужинках одежд шелка. б/г
Глава Дракона: гора Луншоу на границе пров. Шэньси и Ганьсу, на ее вершине начинается горный ручей, к северу от нее простирается пустыня, где были расположены пограничные заставы. Белый гусь: поэтический символ письма.
«Я знаю мудрость, что несет вино»
Кто возьмется утверждать, что китайцы услаждали себя вином лишь на природе? Но душистое зелье, в котором покачиваются желтые лепестки осенних хризантем, среди умиротворяющей и чистой природы — это ритуал. Они неотделимы друг от друга, оба даруют свободу и возвращают к естественности утраченной цивилизовавшимся человеком чистой изначальности.
И потому в пейзажной лирике возлияние — не кутеж, а духовное очищение.
В одиночестве пью под луной
1 Среди цветов стоит кувшин вина, Я пью один, нет никого со мною. Взмахну бокалом — приходи, луна! Ведь с тенью нас и вовсе будет трое. Луна, конечно, не умеет пить, Тень лишь копирует мои движенья, И все-таки со мною разделить Помогут мне весеннее броженье. Луна шалеет от моих рулад, А тень сбивают с ног мои коленца, Пока мы пьем — друг другу каждый рад, Упьемся — наша тройка распадется… А что бы — дружества Земли презрев, Бродить мне с вами между звездных рек! 2 Не будь столь любо Небесам вино — Там не было бы Винного созвездья, Не будь Земле столь сладостно оно — Нам Винный не был бы родник известен. Вино приятно Небу и Земле, Так перед Небом этот грех не страшен. Ты святость обретешь навеселе, Ты мудрость обретешь от доброй чаши. А раз уж, выпив, ты и мудр, и свят, — Зачем же улетать нам к горним сяням? Три чаши отворят широкий Тракт, Большой черпак — мы вновь Природой станем. И если ты сей вкус вина прозрел — Храни секрет от тех, кто протрезвел. 
