— Ты почему бросил без присмотра трофеи? — с трудом произнес он пересохшими губами.
— Всё уже давно сдано и переписано, в железные сундуки закрыто, и в каменный подвал крепости упрятано. Ты три дня провалялся без сознания.
— Неудачно. Второй раз за год по башке получил.
— Я за Олегом сбегаю?
— Пошли кого-нибудь, а сам расскажи новости. Вадим на минуту вышел, а Никита с трудом не провалился в беспамятство.
— Я бульончик принес, — засюсюкал Вадим.
— Плохие новости не хочешь рассказывать?
— Да-нет! Всё прекрасно! Ригу взяли!
— Когда? — скептически поинтересовался Никита.
— Вчера, — бодро сказал Вадим, и уточнил, — к ночи.
— Потери большие?
— Нет. Меньше сотни наших.
— А новгородцев?
— Кто их считал. Сами виноваты, неумехи.
— Из тебя клещами тянуть каждое слово?
— Чуть меньше половины их осталось. Немцы не хотели сдаваться, больно слава страшная после тех пяти крепостей о нас пошла. Не нужно было эти крепости полностью выжигать, а то в Риге собрались только самые стойкие. Трусливые рабы давно в плену. Из немцев здесь только каждый десятый уцелел, да еще треть немок погибла. Новгородцы разбрелись мелкими группами, каждая свой дом хотела захватить, поэтому потерь так много.
— Что-то слишком долго грабили — три дня?!
— У западных ворот большой отряд стражников собрался. Полсотни арбалетчиков, сотня копейщиков. У нас смола кончилась, а Олег не хотел их в лоб штурмовать. Вот они три дня и сидели, пока шесть сотен рыцарей из ордена меченосцев не ударили нам в спину.
— Не могли их блокировать?
— Рыцари смяли отряд Мышкина. Одним ударом опрокинули, прорвались и вывели немцев из башни, — еле слышно сказал Вадим.
— Договаривай!
— Две дюжины наших попали в плен.
— Ну!
— Мышкин в плену. Ранен.
— Твою мать! Дерьмо! Всё … накрылось! — Никита ругался долго, пока не ослабел. Олега всё не было.
— Я бульончик принес, стынет, — снова засюсюкал Вадим.
— Давай, — устало согласился Никита. Он начал прихлебывать лежа, Вадим поил его из ложки.
— Как же так получилось, что немцы нас разбили?
— У них все рыцари в чешуйчатых доспехах. Кольчужные хауберты чуть не до колен, шлемы конические с наносниками, плечи и колени закрыты железными дисками, даже лошади в броне! Бьешь впустую!
— А в прошлый раз? По другому было? Мы их одолели и две сотни доспехов стали наши, значит и у нас хауберты и шлемы имелись …, — Никита закашлялся.
— Они ударили внезапно!
— Тьфу! Что? Наши не построились?
— Построились. И ежи подготовили, и заборолы! Мышкин ямок заставил накопать. Много-много. Мелкие такие ямки, узенькие — полсотни лошадей в них ноги поломали. Наших ратников Мышкин поставил в три ряда, пешими, но с копьями. Сзади поставил арбалетчиков и метателей сулиц, тех кто освоился с копьеметалкой.
— Атлатль, — поправил Никита.
— Я и говорю, копьеметалка!
— Они на двести метров бросают сулицы. Неужели сулицы не смогли пробить жалкую броню на лошадях?
— Смогли. Кое кому и из рыцарей попало. Но немцев это не остановило. Не помогли ямки, ежи и заборола.
— Лошади не пойдут на три ряда ратников с копьями!
— Мышкин также говорил, — уныло подтвердил Вадим.
— Пошли?
— Кто-то побежал, за ним второй, третий … В комнату вошел Олег, сильно приволакивая левую ногу. Трость, инкрустированная самоцветами, смотрелась атрибутом власти, а не медицинской палочкой.
— Ранен! — с тревогой спросил Никита.
— Попали копьем. Я думал — перелом, а там синяк в два кулака. Пока лёд искали, слишком много времени прошло, — искренне довольным, даже радостным голосом сообщил Олег.
— Петрович в плену!
— Херня! Вопрос уже обговорен, через час обмен пленными. Немцы взяли два десятка наших «вояк». Если бы не Мышкин — туда им и дорога, бежали с поля боя, испугались немецких лошадок. Немцы предложили обмен: один к ста. Я уторговал: один к пятидесяти. Немцы уже отбирают пленных, ходят, ищут родных и знакомых.
— А потом?
— До конца дня перемирие, в полночь можем начинать войнушку. И не сомневайся, начнем, до утра ждать не будем!
— Зачем немцы предложили обмен? Нас пленные связывают, кормить их надо, охранять, новгородцы, да и наши ратники постоянно отвлекаются — бегают оттянутся.
— Думаю, кто-то из командиров-меченосцев надеялся набрать среди пленных тысячу мужчин для вспомогательного войска. Меченосцы сейчас «голые», пять сотен оруженосцев и слуг — это очень мало. А тут полный облом! В плену только бабы и дети!
— Они назад не отыграют?
— Неет! Рыцари! Слово дали! И потом, немок, честно, очень жаль. Новгородцы вели себя …, не очень корректно. А у наших ратников постоянный спермотоксикоз, пацаны от шестнадцати и чуть старше. Твои пруссы — звери, самцы, мачо. Я девчонок в первый же день приказал сажать в отдельный загон, а то меня совесть замучила.
— Хорошо, меченосцы просчитались. У нас есть возможность заключить мир. Зачем нам с ними сражаться? Доспехи добывать огромной кровью? При такой учебе домой вернется треть или четверть войска!
— Дело принципа! Иначе немчура подумает, что нас можно бить! Всех изничтожу! Подчистую! У нас уже имя — «карачевские волки». Репутацию долго зарабатывать, потерять её можно за один день! Не уговаривай.
— Но потери!
— В ночном бою пара ушкуйников стоит одного рыцаря. Я им пообещал за полный рыцарский доспех три сотни гривен, за доспех оруженосца — сотню. И по полсотни за коня!
— Вадим сказал мне о наших огромных потерях при штурме Риги.
— Новгородцев осталось около двух тысяч, наших — чуть больше тысячи.
— Ушкуйники к нам больше не пойдут служить.
— После того, как нынешние притащат домой столько трофеев?! Валом повалят! Потери огромны, но с кем мы воевали?! Сколько замков взяли! В рижских потерях виноваты сами новгородцы! Я уже устроим им разнос.
— Значит, завтра война?
— Ночной удар ушкуйников, утренняя атака «карачевских волков»!
