— Увести, — приказал он и потом сказал Шрагину: — Все ясно.
Только беспощадный руководитель мог добиться у своих подчиненных такой дисциплины страха. Этот ваш человек, по фамилии Дымко, дал о вас наиподробнейшие показания, а увидев вас, проглотил язык. Но мы зафиксируем и это.
— Если у вас юридическая сторона следствия так поставлена, — усмехнулся Шрагин, — вы можете привести сюда на очную ставку любого прохожего с улицы.
— Плевал я на то, как вы смотрите на юридическую сторону нашего следствия.
— Нехорошо, господин Релинк, — заметил Шрагин с усмешкой. — Плевать на юрисдикцию может вышибала в борделе, но не следователь.
— Молчать! — заорал Релинк.
— Молчать — это моя цель. Весь этот постыдный балаган затеяли вы, а не я, — сказал Шрагин.
В дверях возникла борьба, и в кабинет влетел, чуть не упав, истерзанный Назаров. Рубаха на нем была разорвана от ворота донизу. Из носа сочилась кровь.
— Собаки, бешеные собаки, — с яростью произнес он, оглядывая кабинет. Шрагина он при этом точно не замечал.
— А ну, тихо! — приказал ему Релинк. — Кто этот человек?
— Иди ты… — Назаров предложил Релинку довольно далекий маршрут и сказал: — Бьют, сволочи, людей. Какой Шрагин? Кто такой Шрагин? А что вам толку, гады проклятые? Сергей продал вам душу? Ждите! Завели себе Мишку Распутина, целуйтесь с ним, собаки поганые.
Бульдог ударом резинового бруска сбил Назарова с ног, и его вытащили из кабинета.
— Вы думаете, я не понял, что этот тип сообщил вам, как ведут себя на следствии ваши сообщники? — оскалился Релинк. — Но именно это мы сейчас и зафиксируем. И вообще хватит. Все ясно. И должен огорчить вас: каникулы ваши, господин Шрагин, окончены. — Он обратился к Бульдогу: — Взять его! Устройте ему как следует первый «танец со стулом»…
Спустя час гестаповцы принесли в одиночку безжизненное тело Шрагина. Пришедший туда врач сделал ему укол и сказал встревоженному Бульдогу:
— Все в порядке. Он крепкий, утром будет готов к новым «танцам».
Бульдог вернулся в кабинет Релинка и доложил, что Шрагин «оттанцевал» свое безрезультатно.
— Только зубами скрипел, — пожал плечами Бульдог.
— Ты разучился работать! — закричал на него Релинк. — Что ты докладывал мне об этих бандитах? А что вышло на самом деле?
— А чего нянчиться с ними? — взъелся Бульдог — Все же ясно, по пуле в затылок, и делу конец!
— Завтра к утру ты дашь мне подписанные ими признания о сообщничестве со Шрагиным, или я отправлю тебя на фронт.
— Но… — заикнулся Бульдог.
— Выполняй приказ, черт тебя возьми! — крикнул Релинк.
Поздно вечером Релинку домой позвонил из Берлина Отто Олендорф и сказал не здороваясь:
— Я снова по поводу инженера, которого вы взяли у адмирала Бодеккера. Почему вы мне не напомнили, что это тот же человек, который вскрыл одесскую авантюру?
— Да, но он…
— Его вина перед Германией доказана так же бесспорно, как и его заслуга? — перебил Олендорф.
— Я веду следствие, — сказал Релинк.
— Прекрасно, ведите. Но прошу вас учесть следующее: об аресте этого инженера Бодеккер сообщил гросс-адмиралу Деницу и потребовал проверки ваших действий. Гросс-адмирал получил заверение нашего рейхсминистра, что дело это будет взято под особый контроль. Вам все ясно?
— Да, ясно, — неуверенно отозвался Релинк.
— Прошу извинить за поздний звонок, — вежливо произнес Олендорф и дал отбой.
Релинк немедленно позвонил Бульдогу и приказал ему прекратить обработку арестованных и, как только они придут в себя, отправить их в тюрьму, по одному в общие камеры, и к каждому подсадить по агенту. Не давая Бульдогу возможности вставить слово, Релинк торопливо положил трубку. Потом он схватил первое попавшееся под руку — это была настольная лампа — и с размаху швырнул ее в стену.
Глава 54
Сергея Дымко схватили на глазах у Зины. После ночного дежурства он возвращался домой. Зина видела в окно, как он перешел через улицу, направляясь к дому. Когда он поравнялся с водопроводной колонкой, двое мужчин бросились на него. Тотчас подлетела легковая машина, в нее втолкнули Сергея, и машина умчалась к центру города.
Зина растерялась только в первые минуты. Она бесцельно ходила по комнате, наталкивалась на вещи, бормоча: «Так, так, так…» Потом она тщательно осмотрела жилье, уничтожила все, что могло вызвать подозрение гестаповцев. И когда они приехали делать обыск, Зина делала вид, будто не знает об аресте мужа.
— Да вы скажите, чего вы ищете, — говорила она гестаповцам. — Я сама вам покажу где что.
Сначала они не отвечали и продолжали обыск, но потом наблюдавший за ней гестаповец вдруг спросил:
— Где тайник мужа?
— Что, что? — спросила Зина.
— Где он хранит оружие, документы? — пояснил гестаповец.
— Оружие? — испуганно вытаращила Зина глаза. — Сохрани господь, да вы что? Да я своими руками выбросила бы это на помойку. Да если бы он принес в дом такое, я бы его самого из дома выгнала.
И все-таки ее забрали и продержали в СД двое суток. Когда ей говорили, что ее муж — враг Германии, тайный агент Москвы, она то принималась смеяться («Ой, боже ж ты мой, не могли вы выдумать чего полишее!»), а то принималась реветь, требуя, чтобы ей тут же вернули мужа.
— Мы же с ним, как полные дураки, жили с полной верой в германский порядок, — рыдала она. — А вы как нас обласкали за это? Бог накажет вас за вашу неправду.
В конце концов следователь отказался от мысли подозревать в чем-нибудь эту тупицу. Для порядка, что ли, они избили Зину и на другой день приказали ей убираться к чертям.
Утром Зина снова была в приемной СД. Там она быстро перезнакомилась с родственниками других арестованных, узнала все царящие здесь порядки и приметы. Она узнала, например, что, пока идет следствие здесь, в СД, арестованным ничего передать нельзя, не принимают. Зина тотчас сбегала домой, соорудила маленький сверточек с едой и вернулась в СД. Передачу у нее не взяли ни в этот день, ни на следующий, ни на третий. А на четвертый вдруг взяли. Это была вдвойне хорошая примета: значит, ее Дымко долго не мучили и в ближайшее время переправят в тюрьму. Теперь надо ходить туда.
В тюрьме у Зины не принимали передачу целую неделю. Отвечали: «У нас такого не значится». Тогда Зина бежала в СД, но там ей говорили то же самое. Кто-то из опытных посетителей этих страшных мест сказал, что дела ее плохи. Когда не берут ни там, ни здесь, это чаще всего означает, что с арестованным покончили.
Поздно вечером Зина, обессилевшая от горя, плелась домой. Возле самой калитки ее поджидал незнакомый мужчина.
— Ты Зина Дымко? — тихо спросил он.
— А что?
— Что, что… Если ты Зина Дымко, скажи, тогда и узнаешь что.
— Ну да, я Зина Дымко, — устало произнесла она.
— А как мужа звать?
— Сергей, — автоматически ответила Зина.
— Тогда держи записку и бывай здорова. — Мужчина сунул ей в руки свернутую бумажку и быстро
