казакине из отличного сукна и дорогих лаковых сапогах, любил лично «проверять» рестораны и дешевые кабачки.
Раньше у Шулейко было богатое имение под Львовом. При появлении Советской Армии он бежал из родового гнезда. Имение разделили окрестные крестьяне. Шулейко глубоко возненавидел Советскую власть и советских людей. Более преданного человека трудно было бы подыскать гитлеровскому командованию. Городской голова изо всех сил старался выслужиться перед своими новыми хозяевами. К населению он относился жестоко, заставлял работать подростков, женщин и стариков в любую погоду — в дождь, холод. За отказ от работы, хотя бы и по уважительным причинам, городские чиновники по требованию своего начальника налагали крупные штрафы и сверх того строгие наказания. Жители успели возненавидеть городского голову.
И вот в компании с этим человеком Сергей Александрович встретил Виктора в одном из ресторанов города. Виктор и Шулейко сидели вдвоем за столиком. Перед ними стояли бутылка коньяку, лед, лимон и две рюмки.
Увидев мужа сестры, Виктор любезно предложил ему разделить компанию. Глинский поздоровался и сел рядом. Но от коньяка отказался.
Случайная встреча с Виктором обрадовала его:
«Хорошо бы уловить момент и договориться». — Обещание, данное Наташе, все время мучило его.
Сергей Александрович уже терял надежду остаться с Виктором вдвоем, когда Шулейко позвали к телефону. Обрадованный инженер тихо сказал Виктору:
— Наташа все узнала и чуть не умерла с горя. Виктор ударил кулаком по столу:
— Никто не смеет упрекать меня, даже родная сестра! Я был честным командиром Красной Армии. Из окружения вышел раненый, измученный. Мне предлагали ехать лечиться в тыл, я отказался. Хотел вернуться в свою часть, сражаться из последних сил. А меня арестовали как дезертира и только случайно не расстреляли. Никогда не забуду, никогда не прощу часов, пережитых мною в камере смертников. Меня спасли те, кого я раньше считал врагами. И если моя сестра не сможет понять меня, — нет у меня сестры!
Глинский заметил: у Виктора дергается левая щека.
«Нервный тик!» — определил он и невольно мысленно посочувствовал шурину, столько пережившему из-за человеческой несправедливости.
Вслух он сказал:
— А я собирался сегодня разыскивать вас. Наташа уже встала с постели и хочет повидаться с вами.
Прежде чем ответить, Виктор налил и залпом выпил рюмку коньяка:
— Ну нет, пожалуйста, увольте! Моя дражайшая сестрица, вероятно, собирается наставлять меня на путь истинный. Я предпочитаю встретиться с Наташей несколько позже, когда мы сможем найти общий язык. А сейчас мне с ней не о чем разговаривать. Так ей и передайте!
Сергей Александрович сделал еще одну попытку уговорить Виктора:
— Не надо горячиться! Из-за излишней запальчивости, свойственной молодости, иногда совершаются ошибки непоправимые. Неужели вы откажете Наташе?
— Может быть, господин Глинский, вы тоже желаете, чтобы я отказался сотрудничать с немецким командованием? — насмешливо спросил Виктор.
— Мне дорого здоровье вашей сестры, — сухо ответил Сергей Александрович.
Виктор рассмеялся прямо ему в лицо:
— Господин инженер! Не вам читать мне мораль об отношении к победителям. Что же касается Наташи… примирилась же она с поведением своего мужа. Придется ей примириться и с моим поведением. Я хочу жить и хорошо жить, а других путей у меня нет.
— Вы циник! — возмутился Сергей Александрович.
— Возможно, вы и правы, — усмехнулся Виктор, — но ссориться со мной вам теперь невыгодно. Положение у меня достаточно прочное: бывший дезертир, спасенный от расстрела. А вот у вас… совсем иное… — подчеркнул он.
Глинский сидел бледный и с трудом удерживал дрожь во всем теле.
Шулейко застал их молча изучающими ресторанную публику.
— Идемте скорее, — сказал он Виктору, — господин Роттермель ждет нас.
Железнодорожная станция была забита составами с хлебом, скотом, продуктами и всевозможными посылками. Все это награбленное имущество направлялось на запад, особо важные грузы сопровождались вооруженной охраной. Навстречу шли бесконечные воинские поезда — Гитлер бросал на Восточный фронт все новые и новые дивизии.
По распоряжению коменданта города ближайшие пригородные станции и железнодорожные пути охранялись особенно тщательно: партизаны из отряда Елены Цветаевой уже дважды спустили под откос вагоны с гитлеровскими солдатами.
…Фашистский воинский эшелон с орудиями и боеприпасами подходил к городу. Его пропускали без остановок. Впереди эшелона шла моторная дрезина. На станции дрезина на полном ходу миновала входную стрелку и помчалась дальше по главному пути. Но перед паровозом стрелку неожиданно кто-то перевел на запасной путь, забитый составами. Эшелон врезался в хвост поезда, раздался треск вагонов, две цистерны опрокинулись, и горючее разлилось по путям. Откуда-то полетели гранаты… Вспыхнул пожар, огонь перекинулся на вагоны с боеприпасами. Начали рваться снаряды и авиационные бомбы, усиливая возникшую на станции панику.
Взрывы уже затихали, когда на станцию прибыл с отрядом сам полковник фон Роттермель. Его сопровождали обер-лейтенант фон Бринкен и лейтенант Киреев. Роттермель, бледный от страха и злости, смотрел на догоравшие вагоны, на покореженные рельсы.
— Черт знает, что это за страна, где часа нельзя прожить спокойно! Кто виновен? — грозно крикнул он вытянувшемуся в струнку начальнику станции..
Тот, стуча зубами, произнес что-то невразумительное.
— Разрешите доложить, господин полковник, — вмешался лейтенант Киреев.
— Что вы хотите сказать?
— По всем признакам — это работа отряда Елены Цветаевой.
— Почему Цветаева до сих пор не поймана? — раздраженно набросился комендант на обер- лейтенанта фон Бринкена. — В вашем распоряжении даже танки. Неужели вы не можете справиться с бабой? Черт бы ее побрал!
— Разрешите, господин полковник, — вторично вмешался Виктор, — один из арестованных сказал при допросе, что Елена Цветаева часто бывает в городе. Прикажите разыскать ее фотографии и раздать офицерам и солдатам. Тогда ее, безусловно, поймают.
— Завтра же доставить в комендатуру двести снимков Цветаевой, — закричал фон Роттермель. — Немедленно арестовать всех ее родственников!
— Она жила здесь одна, господин полковник. Ее родственники в Москве.
— Арестовать, когда возьмем Москву! Запишите себе в блокнот, лейтенант!
Виктор вынул записную книжечку и сделал в ней пометку.
Роттермель распорядился очистить пути, усилить охрану станции и уехал.
Фон Бринкен и Виктор потратили около двух часов, прежде чем мобилизовали нужное количество людей для выполнения приказа коменданта.
Вернувшись в город, они взяли нескольких солдат и отправились на бывшую квартиру Цветаевой.
Самый тщательный обыск не дал результатов: портрета партизанского командира не удалось найти.
— Она, вероятно, снималась у фотографа по улице Геббельса, — сказал Виктор, — поедем туда и проверим архивы.
— У вас масса энергии, господин Киреев, — одобрил фон Бринкен.
Владелец фотографии Иван Константинович Логинов, невысокий пожилой человек, снимал немецкого
