невозможно к этой женщине подступиться. Так же, бывает, покажется отвратительной и натура самки, когда она вдруг покажется из-за идей современной образованности. Вот почему ему казалось возможным для себя сойтись в минуту хотения с женщиной простой, даже немытой, и, может быть, даже лучше, что немытой, от которой пахнет животным, как в цирке от слона.
Но есть такие же, как одеколон, пудра, идеи, заслоны пола в высших чувствах, когда до сближения телом он ищет в ней признания себя самого (брак), и если он этого не находит, то невозможно ближе сойтись. Эта добрачная любовь может не разрешиться браком, если он (или она) «много думает о себе», а она является ему только поводом, зеркалом, в котором он хочет увидеть себя (человеком себя почувствовал) самого. Эта любовь была, как отвеивание сора от зерна, или так, бывает, расходится туман перед восходом солнца…
И опять туман! но не бывает дня самого даже пасмурного, когда солнце не влияет на жизнь даже через туман. Солнце показалось на восходе во всей славе, но тучи скоро закрыли его…
Добрачная любовь.
Книга «Башмаки», к удивлению моему, вышла прекрасная книга, единственный в своем роде опыт художественного писания, сознательно выдвигаемый автором как исследование. Такое же исследование мной было сделано сектантское в книге «У стен града»{159}, но я не мог в ней показать, что это — исследование. А в «Башмаках» метод выпирает наружу. Вероятно, я наделал много ошибок в рассуждениях, но факт остается фактом: на трех листах изображен целый край.
Эта книга во исполнение мысли Курымушки, что «мечта есть вестник прекрасного мира» и этот мир находится в самой серой действительности, преодолеваемой в себе самом и преображаемой: дело исследователя расставить людей и вещи, сдвинутые случаем, на свои места (вернуть их к своей самости).
Художник должен войти внутрь самой жизни, как бы в творческий зародыш в глубине яйца, а не расписывать по белой известковой скорлупе красками.
Наши коммунисты думают это найти (зародыш творчества) в рабочем процессе: на их ложную идею отвечает фабрика своим бездушным явлением, потому что рабочий процесс не зародыш жизни, а только механика роста зародыша: механику принимают за жизнь.
Нет, зародыш жизни и самая верная ее реальность — это божественная царапина, с которой рождается едва ли не каждый человек, и это есть радость жизни, жар ее als Realismus, это объявляется наверх иногда во время обыкновенной половой любви или прячется за спиною серьезного дела как небольшое, иногда странное пристрастие, как будто бы остаток детства, вот этот прячущийся за настоящей серьезной деловой жизнью ребенок, собственно говоря, и есть жилец. Все искусства есть жизнь этого жильца в деловом человеке, но захвативший власть деловой человек считает искусство своим отдыхом и только его допускает.
План 1 Звено Vita[15]. Жучка. Студенты. Маркс. Разгром публичных домов. 2 Звено. Любовь от тюрьмы до Парижа. 3 Звено. Муки творчества (Ток и золотая луговина). Петербург и декаденты. 4 Звено. Уника. Признание. Свержение царя. 5. Мирская чаша.
Кащеева цепь
Первое звено. Голубые бобры. Напечатано 73–93 гг.
Второе звено. Маленький Каин.
Третье звено. Золотые горы.
Четвертое звено. Марксизм. (Старушка Vita): 2? л. Начато 93–98.
Пятое звено. Любовь (между Мадонной и прачкой). 2? л. 1900–1905.
Шестое звено. Муки творчества (Ток и золотая луговина). — Половина написана. 1 лист.
Седьмое звено. Декаденты и богоискатели. 2? л. 1917.
Восьмое звено. Уника (признание). Свержение царя. Продвинуто 2.
Девятое звено. Мирская чаша. 3 листа.
Итого надо написать 13? листов + Написанное 8? л. = 22 листа.
Зимой написать: 4-е, 5-е, 6-е, то есть 6? листов — возможно!
Гусей, с десяток, пролетели над нашим домом куда-то.
Углубляю мысль Розанова о духовном гермафродитизме детей и талантов {160}: я думаю, что не только таланты, но даже игры взрослого человека, спорт, пристрастия всякого рода коренятся в самоудовлетворении и, как анархизм, — есть теория общественного равновесия на основе самоудовлетворения личностей: это как бы общественный гермафродитизм. Но и половая любовь, и семья могут исходить из само-удовлетворения, если самость при этом ставится не вся целиком в зависимость от другой самости (…смутно… см. ниже).
1) «…я жить не могу без нее!»
2) Я могу и без нее жить, но если она есть, то очень хорошо.
Опять неясно. Продолжаю:
Я, помню, в юности хотел жениться, чтобы отделиться как-то, стать независимым, получить какую необходимую мне свободу, «женюсь, — думал я, — и буду само-стоятельным».
Я помню еще, что когда нашел удовлетворение в писаниях, то страшно обрадовался, что могу оставаться с самим собой и не скучать, не стремиться куда-то и быть от этого зависимым (это было во время 1-й революции, когда я хотел ехать к Герценштейну и предложить ему себя как работника по аграрной реформе), вдруг это оказалось ненужным и смешным: я могу не идти в работники к чужим людям, а быть у себя; и революция, и рабочее движение — все это оказалось вдруг для меня необязательным: я могу быть и без этого, я не обязан этому.
1-е было у меня: женщина, половой акт как 1-е самоудовлетворение (и когда мы совокупились, то решили купить ко-ро-ву! вот ведь какие соки-то пошли!). С этого момента пошла работа на себя, и тут навертелся на это (коровье) талант и с ним 2-е достижение самости (я до сих пор ценю в своем