Александров взглядывает мельком на роскошные наручные часы и говорит:
— Нас ждет Генеральный. Он лично знакомится с каждым летчиком, приходящим к нам. Поднимемся к нему — время, на вопрос я непременно отвечу чуть позже. Мне этот дипломатический маневр не очень понравился, но делать было нечего — время! Генеральных ждать не заставляют.
Кабинет, в котором должна была решится моя судьба, оказался меньше, чем можно было ожидать, но интерьер смотрелся совершенно обалденно и, что особенно запомнилось, крутом было полно самых немыслимых зеленых насаждений — в горшках и горшочках, в кадочках и в кадках… Генеральный — маленький человечек в темно-синем двубортном костюме — на фоне этого зеленого великолепия не производил особого впечатления, во всяком случае никаких внешних признаков гениальности я в нем не обнаружил.
Когда меня запускали пред ясные очи, из кабинета Генерального выруливал полковник. По знакам отличия и эмблемам, плюс Звезде Героя, естественно было предположить — летчик-испытатель. Позже я узнал, это был шеф-пилот фирмы, он пытался выяснить, почему на испытание воздушных винтов приглашают постороннего человека, при том, что его ребята вовсе не перегружены работой? Что говорил ему Генеральный, мне, понятно, неизвестно, но выходил полковник от начальства с откровенно раздраженным видом.
Чтобы долго не тянуть, докладываю суть истории, которую я постиг спустя какое-то время. Заниматься новыми винтами Генеральный не желал, причин на то было несколько, но главная — он относился с недоверием к автору этих винтов, опасался возможных неприятностей, которые потом запишут на счет фирмы. Но тут на Генерального спустили самого министра и деваться было некуда, возражать министру невыгодно, пришлось сказать — да.
Вести испытания Александров, не задумываясь, предложил по собственной инициативе шеф-пилоту, тому самому полковнику, что столкнулся со мной в дверях высокого кабинета. Однако Генеральный воспротивился:
— Это неразумно рисковать таким ценным летчиком, — сказал он Александрову, — потрудитесь подобрать на стороне пилота подешевле. — И уточнил тут же: — Нет-нет, заплатим мы ему хорошо… Нам своих сохранить надо. Теперь, я думаю, вам все ясно? Кадры беречь надо…
Со мной Генеральным разговаривал не очень долго, и на вопрос о «варяге», который я успел ввернуть в эту беседу, ответил без заминки:
— У нас очень много работы, народ втянулся, нет смысла кого-то перенацеливать, отрывать от основных программ. Вы же сможете полностью сосредоточиться на предлагаемой программе и провести ее без излишней трепки нервов.
Про сами винты рассказывать не буду, это материя сугубо техническая и мало кому может быть интересной. Замечу только — Генеральный правильно не хотел с ними связываться. Новая автоматика оказалась изумительным дерьмом, отказ следовал за отказом. Первые десять полетов заняли два месяца. Думаю, Генеральный вполне обоснованно ожидал катастрофы, и решение нанять варяга подешевле вполне соответствовало интересам фирмы.
И все-таки эту программу я дотянул до конца, ни разу не убившись, хотя дважды падал на вынужденную и оба раза — вне аэродрома.
Не знаю почему, но отношения с летчиками фирмы долго не складывались. Внешне все выглядело вполне благопристойно, а взаимного притяжения не наблюдалось. Думаю, меня держали за незваного гостя, за чужака, пытающегося втереться в их дружную компанию. А потом все переменилось.
Не знаю, что тут и сказать — всю жизнь меня преследуют разные «вдруг», «внезапно», «неожиданно». Просто как в плохом кино случается что-то… и жизнь меняет направление.
Возвращаюсь домой с последним поездом метро. Выхожу на пустынную платформу и вижу: в центре зала на лавочке восседает наш шеф-пилот. Рядом милицейская дама и дежурная в красной шляпочке что-то ему втолковывают. Что-именно — еще не слышу, но догадываюсь — полковник пьян до упора, до того бедняга расслабился, что ничего уже не соображает. Зрелище, мало сказать грустное, — человек при погонах, при Золотой Звезде Героя, со знаками заслуженного летчика-испытателя, и «мама» выговорить не может.
Подхожу и, не повышая голоса, делаю предложение:
— Игорь Александрович, а давай проведем тренаж — «пеший по-летному». Ну-ка, иди сюда и будем выруливать в паре!
С трудом приподнимаю его с лавочки, мужчина он крупный, увесистый. Он что-то бормочет, тяжело виснет на мне, но «вырулить» все же пытается.
Сердобольные женщины вьются рядом и интересуются, куда я собираюсь его вести? Они явно сочувствуют упившемуся летуну, а на меня поглядывают с подозрением. Не ограбил бы хорошего человека? Объясняю бабам: живу в доме напротив станции метро, дотащу полковника до лифта, а потом будет легче: лифтом — до квартиры, два шага — и на диван. Мы работаем вместе с полковником. Думал все, ан нет — дама-милиционер спрашивает:
— А какие-нибудь документы у вас имеются? Можно взглянуть?
Предъявляю пилотское свидетельство. Она долго разглядывает его, очевидно, никогда раньше такого документа не видела. Вскинув бровь, спрашивает:
— Вы француз, что ли? Ро-би-но… Отлично понимаю — острить не время, надо тащить шефа домой, но не могу удержаться:
— Какараз, — говорю я, — дорогой старший сержант, я капитан запаса. Полковник — мой начальник, не беспокойтесь я его ни в коем случае не обижу.
Но добрая женщина не успокаивается, говорит, что через семь минут конец ее смены, и она охотно поможет мне в буксировке.
Намучившись, мы добрались до лифта. И тут я… замечаю — старший сержант колеблется — откозырять и удалиться или найти предлог, чтобы подняться в квартиру и оценить обстановку на месте.
Приглашаю даму наверх.
Она явно смущается, но в конце концов возносится на мой седьмой этаж и плавно притормаживает у входа в квартиру.
— Заходите, — говорю я, — раз уж так получилось, поможете мне еще чуть-чуть и, если пожелаете… места всем хватит. Третий час ночи, куда и на чем вы теперь потащитесь? Заходите.
Постелив на диване, мы разоблачаем Игоря Александровича до трусов и закатываем к стеночке.
— Ну, теперь убедились, я не жулик, не прохиндей, и наш полковник нормальненько у меня отоспится и завтра будет как огурчик! У меня есть еще одна комната, ванна и кухня. Вполне можете переночевать, а точнее доночевать под этой крышей. Кстати, как прикажете вас называть.
— Меня зовут Люба.
— Люба — это прекрасно, а я соответственно — Максим. Ваше решение, Любочка?
Опускаю ряд ночных подробностей этого происшествия, самое забавное происходит утром. Что подумал шеф, проснувшись, мне неизвестно. Может спросил себя: где это я? И тут обнаружил исчезновение всей амуниции, кроме ботинок, всех регалий и документов… Во всяком случае, стоило мне скрипнуть дверью, как полковник резко вскинулся на постели и молча уставился мне в лицо.
— Добрый день, Игорь Александрович, как самочувствие, если оценивать по пятибалльной системе?
— Тройка с минусом. Это предельно глупо спрашивать, но все-таки: где я?
— У меня в гостях, Игорь Александрович, и, пожалуйста, не смущайтесь, с кем не случается.
В этот момент, деликатно постучав в дверь, вошла Люба. Появление старшего сержанта милиции, хоть и женского пола, произвело на размундиренного полковника ошеломляющее впечатление.
— А это, извините, кто?
— Это — Люба, — сказал я, — она деятельно способствовала вашему перемещению со станции метро сюда. А я — ваш коллега. Впервые мы столкнулись с вами в дверях Генерального, когда вы следовали из кабинета, а я — в кабинет. Не помните? Я — тот «варяг», которого ваша почтенная фирма наняла на испытание подозрительных винтов с новой системой регулировки шага.
— Черт знает что происходит. Ничего не могу понять… а где мои шмотки?
— Любочка, — спрашиваю я тут, — а мы готовы вернуть полковнику его мундир?
