А до этого в квартире был произведен капитальный ремонт, более того, была сделана перепланировка прихожей, гостиной и ванной. Всем этим занималась Марина Влади.
Евгения Степановна Высоцкая: «Однажды я приехала к нему. Володя сидит что-то пишет, а Марина работает дрелью».
Нина Максимовна Высоцкая: «Да, устройством дома занималась Марина: она измеряла, планировала, покупала мебель. Эти простые книжные полки в кабинете спроектировал Володя — они ему нравились: «Главное, они не прогибаются!». Еще до въезда сюда они переделали буквально все: заново белили стены, меняли кафель, перестраивали ванную — все сделали по своему вкусу. Марина пригласила меня: «Приезжайте, я уже кое-что сделала». А Володя завел меня на кухню и сказал: «Вот, мамочка, смотри: все мои друзья здесь будут сидеть, будут есть, а если захотят, то останутся ночевать».
Несколько лет спустя о доме Высоцкого вспоминал его друг, польский актер Даниэль Ольбрыхский: «Квартира Володи состояла из небольшой, современно обставленной гостиной, уютной спальни с широким ложем и маленького кабинета, заставленного антикварной мебелью. И небольшой кухни, похожей на кухни в польских блочных домах. Повсюду была видна рука отсутствующей Марины, везде царил образцовый порядок. Я полагаю, в этом была заслуга и мамы Володи. Что касается меня, то без постоянного надзора женщины, которая, прилагая титанические усилия, прибирала бы за мной, я замусорил бы любую квартиру до предела».
Владимир Новиков: «В большой комнате [В.Высоцкий] повесил карту мира, хорошую, с прочным целлофановым покрытием. Еще в Париже купил кнопок с разноцветными пластмассовыми шляпками и начал отмечать ими те города и страны, в которых за последние неполные три года довелось побывать. Польша, Германия, Франция, Англия, Югославия, Венгрия, Болгария, Италия, Испания, Марокко, остров Мадейра, Канарские острова, Мексика… Неплохо. Северная Америка пока не освоена — ничего, доберемся».
Н.М.Высоцкая: «Марина очень хотела обставить квартиру старинной мебелью. Какие-то вещи она приобретала в комиссионных магазинах, а несколько предметов было куплено у родственников знаменитого режиссера Таирова. А потом злые люди распускали слухи, что Высоцкий скупает музейную мебель и отправляет ее в Париж…»
Историю с приобретением, а может быть, и спасением части мебели Таирова и Коонен подробно рассказывает Марина Влади в своей книге: «Когда мы приходим к нашей старушке (Елизавете Моисеевне Абдуловой. — В.П.), она рассказывает нам со слезами на глазах, что в квартире ее друзей — этой знаменитой супружеской пары — музея, вопреки надеждам, не будет, и все, что там есть, будет распродано. Она умоляет нас взять хоть что-нибудь, потому что эти вещи — свидетели жизни артистов русского театра — не должны попасть в случайные руки. Она считает, что им лучше жить у нас. <…>
И ты садишься в красивое кресло темного дерева в стиле ампир и просто тонешь в нем. У кресла очень высокая спинка, как у плетеных шезлонгов, которые можно видеть на пляжах на севере Франции. Я немедленно решаю, что мы берем это кресло. Потом я останавливаюсь перед большим письменным столом с многочисленными ящичками и выдвижными частями. Он похож и на конторку, и на бюро…
За этим письменным столом ты написал свои самые прекрасные стихи. В этом кресле я часами слушала, завернувшись в плед, как ты читаешь мне их».
Станислав Говорухин: «Квартира — своя квартира — появилась у него за пять лет до смерти. Он с любовью обставил ее, купил стол, за которым когда-то работал Таиров, страшно гордился этим.
Володя любил ночные разговоры. Сам заваривал чай, обожал церемонию приготовления этого напитка. Полки на кухне были заставлены до потолка банками с чаем, привезенным отовсюду. И только глубокой ночью, почти на рассвете, когда все расходились и дом затихал, он садился к столу и сочинял стихи».
А «церемония приготовления этого напитка» — секрет знаменитого чая Владимира Высоцкого — как он сам рассказал одному из друзей, заключалась в следующем: «Я просто из каждой банки насыпаю понемногу и завариваю…»
Когда Высоцкий уезжал в Париж, за домом следила Нина Максимовна Высоцкая. Она наводила там порядок. Иван Бортник: «А Володя любил тот беспорядок, который он создавал сам. Как только он приезжал, и все было убрано:
— Ну, мамочка! Ну не надо трогать мои бумаги. Ну что ты, ей-богу…
Телефоны он часто записывал на клочках бумаги:
— Мамочка, ну вот где этот телефон?!»
Прилетала Марина, и в доме была нормальная семейная обстановка. Конечно, собирались большие компании, но это было не так часто. Е.И.Авалдуева, заведующая отделом кадров Театра на Таганке: «Если Марина жила в Москве, Володя практически не выпивал. Юрий Петрович сердился:
— Может же он бросить, когда Марина приезжает! А так — что, не может?!
На репетициях Володя иногда забегал ко мне, звонил домой:
— Ну, Мариночка, хватит валяться… Вставай.
Я спросила у него:
— Володя, а кто у вас готовит, убирает? Кто о тебе заботится?
— Ой, Елизавета Иннокентьевна, Марина сама все умеет».
Без Марины атмосфера в доме менялась. Особенно в последние годы. Валерий Янклович: «Конечно, в квартире иногда было много людей… Но это не было так: люди, люди, люди. Случайных практически не было. И вообще в последние годы кому-то постороннему попасть к нему домой было очень сложно. Иногда просто выгонял… Один довольно известный киноактер привел своего приятеля, чтобы похвастаться — смотри, с кем я знаком… Володя его выгнал! Высоцкий понимал, что он человек известный и что только дома он может быть самим собой. Он имел право на личную жизнь, плохая она была или хорошая — это другое дело».
Владимир Шехтман, двоюродный брат Всеволода Абдулова: «Посторонние в его доме бывали редко, особенно в последние годы. Володя, как мне кажется, защищал свое право на одиночество. Однажды звонок в дверь: югославский корреспондент пришел просто так, без предварительного телефонного звонка. Я даже не думал, что Володя так разозлится:
— Как вы смеете приходить без предупреждения!
Просто взял и выгнал его. Я говорю:
— Володя, да ты что?!
Он отвечает:
— Да они же сами нас потом уважать не будут».
Но бывали и другие ситуации… Генрих Падва, адвокат, на мой вопрос: «Вы бывали у Высоцкого на Малой Грузинской. Помните свое первое впечатление?» — ответил: Меня немного поразило, что дверь была открыта. Просто не заперта. Кто-то входил, кто-то выходил… У него был достаточно своеобразный дом. С одной стороны, Володя был человеком, не очень пускавшим и подпускавшим к себе. А с другой стороны — впечатление открытого дома, калейдоскоп людей».
И в этом калейдоскопе людей, в этом круге общения могли появляться самые разные люди. Свидетельство Давида Карапетяна: «Был, кажется, апрель или май 1977 года. Предварительно созвонившись с Мариной, я заехал к ней на Малую Грузинскую. Володя появился через час. Его сопровождал целый выводок юных «шестерок» во главе с личным врачом Анатолием Федотовым. По суховатой отстраненности Марины было видно, что она подобно мне видит эту компанию впервые. Хотя все они были трезвы, какое-то странное взвинченное возбуждение кружило их по квартире. Федотов не понравился мне сразу: фамильярен, самоуверен, лишен той сдержанной серьезности, которая сразу отличает уверенного в себе специалиста. Зависимость Володи от этого человека бросалась в глаза, хотя причина ее оставалась загадкой. Но я заметил, как покоробил Володю топорный комплимент, сделанный им Марине. Порыскав, о чем-то шушукаясь, по комнатам, странная ватага вскоре умчалась, прихватив с собой Володю. Вернулся он уже один. Выглядел очень странно: взвинченность уступила место отрешенности. Казалось, человек пришел к себе домой и некстати наткнулся на шапочных знакомых».
Валерий Нисанов, сосед по дому, фотохудожник: «Вообще, Володя мог общаться с кем угодно… К нему вдруг приходил какой-то министр или появлялась женщина из Сибири, которая только что освободилась. А одна женщина много дней приходила и сидела в подъезде ровно с восьми утра. Она ждала, когда выйдет
