— Рассчитывайся и бежим, а то он тебя… ты ему понравился, — говорил Володя, оттаскивая от меня существо. Продавцы хохотали.
Когда уже дома Марина узнала, сколько мы заплатили за костюм и где его купили, она ужаснулась нашему, вернее, Володиному легкомыслию. Подвал считался одним из самых дорогих — даже для состоятельных парижан — модных магазинов.
Нет, не был Володя своим в Париже. Зря боялись. Напрасно трепали ему много лет нервы с выездом за границу.
— Уй, уй, уй… Нон, нон. Нон, компран. Марина променад на Мосфильм. Фу ты черт! Кирочка, как будет «пошла на студию»? — Повесив трубку после очередного звонка, вздохнув, сказал: — Вот так-то. Трудно.
Обожал кино. Был день, когда мы посмотрели с ним подряд четыре кинофильма, причем он — по второму разу, из-за меня: «Ночной таксист» с Репарой, «Полет над гнездом кукушки» с Ни-колсоном, вестерн с Альпочиной и «Эммануэль» на Елисейских полях, где этот «шедевр» шел несколько лет бессменно. Всю картину Володя острил, смеялся и предвосхищал события на экране. В зале, кроме нас, сидели еще несколько иногородних. Когда включили свет, лица у многих были пунцового цвета. У меня, по-видимому, тоже. Володя — само спокойствие. Ходили на пляс Пигаль. Смотреть проституток.
— Хочешь прицениться?
— Нет, — твердо сказал я.
Он подошел к одной, самой вульгарной и не самой молодой…
— Нахалка, — сказал, вернувшись ко мне, — совести вот ни на столько, — показал ноготь мизинца. — Ее цена — три пары обуви. Я вот эти, — поднял ногу, — второй год ношу. — Обернулся в сторону проститутки и погрозил ей пальцем.
— Совсем сошла с ума, фулюганка, — прокричал. — Пойдем, перекусим.
Семнадцатого июля мне исполнилось сорок лет. В номер набилось много народу, даже те, кого я не приглашал. Слух о том, что поздравить меня пришли Влади с Высоцким, разлетелся молниеносно. Володя хотел после, так сказать, официальной части увезти меня в Мулен Руж, где их ждали Люда Максакова с мужем. Но… меня, как маленького мальчика, в столь злачное место не пустило руководство поездки. А хотелось, ах, как хотелось!
Когда остался один, развернул небольшой сверток — подарок от Володи с Мариной. Русский серебряный портсигар с моими инициалами на крышке (удивительное совпадение) и автографами внутри — тех, кто когда-то в 1910 году в Петербурге преподнес его своему другу или
сослуживцу. Портсигар был куплен Володей в антикварной лавке. Внутри лежали — и лежат по сей день — два листка бумаги с написанными на них красным фломастером словами: «Кирилл! Я тебя люблю и поздравляю. Высоцкий (роспись). Кирочка. Будь счастлив! И здоров, и богат! Марина».
Чуждое нашей тогдашней идеологии понятие — «богат». Такую «глупость» мог пожелать только человек, воспитанный в прогнившей капиталистической системе. Хотя…
— Я не люблю, когда кто-то зарабатывает больше меня, — сказал Володя, когда выяснилось, что наш гонорар за «Пароход» намного меньше, чем у композитора.
«Цель оправдывает средства!» — написал в моей телефонной книжке и нарисовал свой профиль, пока ждал разговора с Мариной. С Парижем его соединяли знакомые телефонистки…
Ревекка, до знакомства в Париже вы знали Высоцкого?
Знала, конечно, но только по песням. Ведь мы с Мишей уехали из России в 1971 году.
А личное знакомство — когда и при каких обстоятельствах?
Когда — это я вам точно не могу сказать, а вот обстоятельства были довольно интересные. Нас пригласил Миша Барышников, он танцевал в тот вечер в «Гранд Опера». Танцевал всего пять минут — кажется, отрывок из «Дон-Кихота» — и еще было много всяких французов. Публика этих французов смотрела так… спокойно.
Но когда вышел Барышников — ох, какие были аплодисменты!
После выступления он пригласил нас за кулисы, вот там мы и познакомились с Володей и Мариной. А позже мы узнали: оказывается, эти пять минут — как он тогда прыгал, летал! — эти пять минут Миша танцевал со сломанной ногой. И когда мы вместе возвращались домой, Миша, выходя из лифта, чуть не упал.
Насколько я знаю, вы поехали в замок к Одиль Версуа?
Да, нас всех вместе погрузили в машину, и мы поехали к сестре Марины — Татьяне, к Одиль Версуа. Володя много пел в тот вечер.
И ваше первое впечатление?
Ну, у нас как-то сразу все получилось. Сразу! С Барышниковым Шемякин так и не подружился — были знакомы, и все. А вот с Высоцким — сразу! Как-то это неожиданно вышло, что все получилось сразу, в первый же вечер.
Михаил сказал мне, что это была «дружба с первого взгляда»…
Совершенно верно. Володя пел, я ревела. Миша тоже был совершенно потрясен. До этого, честно говоря, мы Володю не очень хорошо знали. Песни слышали, конечно, говорили о них, но… В ту пору мы же были питерские пижоны, любили классическую музыку и не очень обращали внимание на такого рода песни. А тогда… тогда мы были потрясены!
А как дальше развивались события?
Все пошло очень быстро. Очевидно, на следующий день Володя с Мариной были у нас дома.
Я помню, как в тот вечер мы пешком шли по Парижу… Володя и Миша очень любили идти вдвоем — и говорили, говорили, говорили… Они так подружились, что иногда Володя прямо из аэропорта ехал прямо к нам. А Марина сердилась — ревновала… Однажды Володя прилетел, Марина где-то снималась. Миша был в Нью-Йорке — и он остановился у нас. И Марина была спокойна, по-моему, ревновала она Володю только к Мише. А к нам с Дорой (дочь Ревекки и Михаила Шемякиных. — В.П.) она его отпускала спокойно. Я потом Мише об этом рассказывала. Было исключительно уютно: я лепила, стояла у станочка. А Володя лежал на диване — у меня там был чудный диванчик, телефон рядышком, все его любили — и вот Володя лежал на диване и читал. Что же он читал? По-моему, Ефремова, «Таис Афинская».
А когда Шемякин стал записывать Высоцкого?
Довольно быстро. До этого Миша уже сделал диск Алеши Дмитриевича. И вообще в этом отношении Шемякин — человек очень серьезный. Как только они с Володей познакомились, он сразу купил какой-то особенный — какой-то просто замечательный — микрофон. Мишенька же всегда все делает с размахом! И они сразу же начали работать. Миша сказал: «Володя, как только ты будешь приезжать, мы будем записывать. Это серьезная работа».
А как это происходило?
Они записывали, а мы с Дорой сидели рядом. Я всегда там околачивалась, я же работаю дома… Дора иногда сидела на полу… Марина приезжала
и уезжала… А Володя всегда стоял — он мог записывать свои песни только стоя.
Общение, работа — а чем еще занимался Высоцкий в Париже?
Он постоянно был озадачен одним: кому-то надо достать лекарства, кому-то — вещи («друзьям надо!»), что-то еще… Я ему иногда что-то покупала… А Марина мне сказала однажды: «Этот нескончаемый поток…» Она, конечно, все понимала и сказала это почти с восхищением…
А вы знаете историю песни «Французские бесы»? Про этот знаменитый загул Высоцкого и Шемякина сначала в ресторане «Распутин», а потом в «Царевиче»…
Ну а как же! Мы сидели с Мариной у нас дома и ждали их. Ждали всю ночь, с ума сходили… Марина позвала Шемякина, а потом вышибла их из дома… Но приехала, мы сидели на кухне и курили, курили, курили… Я уж не знаю, сколько сигарет мы выкурили! Марина сидела совершенно бешеная. Я говорю: «Ну, Марина, давай с юмором к этому относиться». А ей было не до юмора, она очень сильно переживала. А еще у нее утром была съемка кажется, в «Марии Антуанетте» — ей надо было быть свежей и красивой. А она сидела у нас на кухне и сходила с ума… Потом она все-таки уехала. Сказала мне: «Как только они появятся — позвони». Но вот только был ли это тот самый случай?..
Да, именно тот. Марина Влади вызвала Михаила, а потом там что-то произошло…
