— Здесь у нас все проще, — пояснила я.
Макс не собирался расписывать все подробности опеки и график посещений — его благотворительность, похоже, иссякла. Когда я спросила, что он мне посоветует, он пожал плечами:
— Полагаю, вы с бывшим мужем обо всем договоритесь.
Макс явно никогда не был женат.
Я отвезла его в наш крошечный аэропорт, дождалась, когда сотрудница, выскочив из билетной кассы и натягивая на ходу оранжевый жилет, добежала до стойки досмотра пассажиров, дабы исполнить обе свои должностные функции — кассирши и сотрудника охраны.
Она заставила Макса снять необъятный блейзер, чтобы добраться ручным металлоискателем до его щуплого тела. Я помахала, еще раз поблагодарила и отвернулась: лучше ему не знать, что я успела заметить, каким мелким и юным он выглядит без пиджака.
Прыгнула в машину — эта, по счастью, по дороге не сломается — и понеслась к дому Джона, уворачиваясь от радаров, замеряющих скорость, — мне нужно было попасть туда до того, как они с адвокатом придумают что-нибудь ужасное. Я остановилась у ворот и увидела в саду Айрин — она закапывала глубокую яму. По всему газону виднелись еще ямы, а кроме того, тут были клумбы, каждая заглублена сантиметров на тридцать. Увидев меня, Айрин распрямилась, оперлась на лопату, выгнув запястья, чтобы земля не испачкала чистенькие садовые брючки цвета лаванды.
— Привет, — сказала я.
Она поздоровалась, явно недоумевая, ведь сегодня был не «мой день».
— Где дети? — спросила я.
Тут из-за угла дома показалась Дарси с веревкой в руке. Меня она не заметила, потому что шла задом и изо всех сил тянула то невидимое, к чему был привязан другой конец веревки.
— Ах ты, скверная собака! — проговорила она. — Сколько вырыла ям!
Она уперлась в землю ногами и изо всех сил дернула за веревку. Из-за угла вырулил Сэм — веревка была обвязана у него вокруг пояса. Он виновато прижал руки к груди, негромко сказал «гав» и замер: увидел меня.
Дарси развернулась посмотреть, что там увидела ее собака, смерила меня взглядом. Я все еще была в своем наряде «хорошая мамочка идет в суд».
Дарси бросила веревку, подошла, потрогала мою «двойку».
— Это одна штучка или две? — поинтересовалась она, приподнимая полу кардигана.
Подошел Сэм — широкая талия по-прежнему обвязана веревкой. Дарси посмотрела на него:
— Сидеть.
Сэм не отреагировал.
— Сегодня же не первая суббота месяца? — спросил он у меня.
— Еще нет, — ответила я. — Просто я по вам соскучилась.
Я дотянулась до его пухлой щеки, погладила. А он вырос. Еще годик — и мы сравняемся в росте.
Дарси втиснулась между нами.
— Это мой пес, — сказала она твердо. — Но ты можешь его погладить.
Я погладила обоих.
И тут подъехал их отец. Он купил новый огромный пикап на этаноле. Когда двигатель глушили, он ужасно вонял. Джон вылез, приглаживая волосы.
— Барб, — сказал он. — Быстро же ты сюда добралась.
Я смотрела, как он занимает боевую стойку: точно распределяет вес, освобождает правую руку — того гляди замахнется.
— Твой адвокат тебе звонил? — поинтересовалась я.
Он кивнул, но ничего не сказал: осторожничал. Потом шагнул вперед, все еще опираясь на пятки:
— Мы можем поговорить?
Взял меня за локти и повел к моей машине. Оказавшись там, где дети не слышали, он выпустил мою руку и отошел на комфортное для него расстояние (полтора метра от меня, по возможности больше).
— Давай так.
Я открыла обе дверцы машины, залезла внутрь, оставив ему водительское сиденье. Он поколебался, но не устоял перед искушением сесть за руль.
С тех пор как мы в последний раз вместе сидели в машине, прошла целая вечность. Разумеется, он считал, что водитель из меня хуже некуда. Как большинство мужчин, он был убежден, что водит машину лучше всех на свете. Просто скопище шизофреников: каждый считает себя Иисусом Христом, не могут они все быть правы.
Джон положил руки на руль — по диагонали, по всем правилам.
— Мой адвокат, скареда, повел меня на ланч в «Лоро». — Он окинул взглядом лужайку, будто ожидал увидеть там следы от тракторных гусениц. — Сказал, что они почему-то отказались делать доставку к нему в офис.
Скорее всего, то было моих рук дело. Вернее, хотелось надеяться.
— Он посоветовал мне принять твои условия. — Последнее слово он выплюнул как ругательство.
Понятия не имею, как судья Тигартен объяснила Джонову адвокату сложившуюся ситуацию, но результат был налицо. Все-таки стыд — великий двигатель прогресса.
Я вытащила из сумочки документы, положила на колени:
— Давай писать соглашение. С любовью у нас не вышло. Ну и ладно. У нас отличные дети, и жизнь продолжается.
Веки Джона затрепетали.
— Мы с Айрин собираемся пожениться, — сообщил он без всякой преамбулы. — Дети пока не знают.
— Поздравляю, — сказала я. И, не давая ему передышки, потребовала отдать мне собаку. Указала, что в моем жилище от Матильды меньше вреда, я же работаю на дому.
— Я подумаю, — сказал Джон и погладил свои великолепные волосы — будто хотел убедиться, что хоть их у него не отобрали.
— Ты собираешься жениться, а я собираюсь… сменить работу. — Я действительно собиралась. Даже если Принстон не раскошелится, с секс-индустрией покончено навеки. — Жизнь продолжается. — Я достала из бардачка ручку. — Детям нужны и мать, и отец. Оба. Какие тебе отдать дни?
— Рождество. — Голос звучал воинственно.
— Хорошо. — Я записала.
— Пасху. — Все тот же «мистер настойчивость».
Впервые слышу, что Джон религиозен.
— Хорошо.
— День отца.
— Без разговоров.
Нужен ему этот идиотский праздник — и ради бога.
— Мой день рождения.
Чтобы не остаться без подарков?
— Согласна.
Я записала. Подождала.
— Все?
— Да. — Джон, видимо, прикидывал, много ли потеряет, лишившись остальных трехсот шестидесяти одного дня родительских забот. — Я хочу, чтобы Сэм поехал в летний хоккейный лагерь.
Я старательно подобрала слова:
— Мне кажется, спорт не вызывает у Сэма энтузиазма.
— Он просто ленится.
Старая песня.
— По-моему, если кто и будет чемпионом, так это Дарси.
Он поразмыслил.
