Лет через сто, Франклин, мы в буквальном смысле слова выйдем за пределы Солнечной системы. Рано или поздно мы встретим разумные существа намного совершеннее человека, но совсем не похожие на него. И когда придет это время, вполне возможно, что превосходящие нас существа будут обращаться с нами так, как мы обращались с другими обитателями своей планеты.
Эти слова были произнесены негромко, но так убежденно, что Франклину на миг стало не по себе. И он подумал: а ведь, пожалуй, во взглядах Маханаяке Тхеро есть что-то, и не только простая гуманность. (Если к понятию «гуманность» вообще приложимо слово «простая».) Ему и самому никогда не нравилось то, во что выливалась его работа, настолько он привязался к своим исполинским питомцам, — но что поделаешь!..
— Все это звучит очень убедительно, — признал Франклин, — однако, хотим мы того или нет, надо мириться с объективной реальностью. Не знаю, кто автор выражения «Зубы и когти природы в крови», но сказано верно. И если миру придется выбирать между пищей и этикой, могу заранее сказать, что победит.
Тхеро чуть-чуть улыбнулся, намеренно или подсознательно копируя благостное выражение лица, которое столько поколений художников сделали главной и неотъемлемой чертой Будды.
— Но ведь в том-то и дело, дорогой Франклин, — ответил он, — что выбирать нет нужды. Нам впервые в истории предоставлена возможность выйти из древнего круга и есть в свое удовольствие, не проливая крови невинных созданий. И я искренне благодарен вам, вы помогли мне увидеть, как это сделать.
— Я? — воскликнул Франклин.
— Вот именно, — сказал Тхеро, и его улыбка нарушила все каноны буддийского искусства. — А теперь, если вы не против, я немного посплю.
— И это, — бурчал Франклин, — моя награда за двадцать лет преданной службы обществу: собственная семья смотрит на меня как на запятнанного кровью мясника.
— Но ведь это все было правдой, — сказала Энн, показывая на экран телевизора, где только что ручьями лилась кровь.
— Конечно правда. И вместе с тем очень искусный монтаж с определенной целью. Я могу так же убедительно выступить в нашу защиту.
— Ты уверен? — спросила Индра — Можешь не сомневаться, Главное управление попросит тебя об этом — справишься ли?
Франклин негодующе фыркнул:
— Эти цифры и расчеты — вздор! Дурацкая мысль — превратить наше стадо из мясного в молочное. Если мы все бросим на производство китового молока, это не возместит и четверти жиров и белков, которые мы потеряем, закрыв разделочные цехи.
— Давай, Уолтер, — ласкою произнесла Индра, — отводи душу, не то еще лопнет какой-нибудь сосуд. Я же знаю, что тебя больше всего задело: его предложение расширить планктонные фермы, чтобы возместить потерю.
— Но ведь ты биолог, скажи сама, есть смысл делать из этого горохового супа грудинку или бифштексы?
— Во всяком случае, это возможно. Ловко они придумали — сам шеф-повар ресторана «Уолдорф» попробовал настоящий и синтетический бифштексы и не сумел их отличить. Да, тебя ждет тяжелый бой — планкгонники сразу станут на сторону Тхеро, и в Главном морском управлении будет полный раскол.
— Он на это и рассчитывал, — сказал Франклин с невольным восхищением — Он чертовски хорошо осведомлен. Не надо было мне тогда столько говорить корреспонденту о производстве молока, а они еще постарались, так расписали, что дальше некуда. Уверен, с этого все и пошло.
— Кстати, я как раз хотела спросить — откуда у него данные, на которых построены расчеты? По- моему, они были известны только работникам отдела.
— Верно, — признал Франклин. — Как я сразу не подумал? Завтра утром отправлюсь на Герон, потолкую с доктором Люндквистом.
— Возьми меня, пап, — попросила Энн.
— В следующий раз, дочурка. Ты еще маленькая.
— Доктор Люндквист сейчас в лагуне, сэр, — сказал старший лаборант. — И его никак не вызовешь, пока сам не вернется.
— Вот как? А если я отправлюсь туда и позволю себе отвлечь его?
— Вы знаете, сэр, не стоит. Аттила и Чингисхан не любят чужих.
— Черт возьми, он с ними плавает?
— Да, они к нему очень привязались. И к своим смотрителям хорошо относятся. Но постороннего человека могут нечаянно скушать.
«Гляди, какие чудеса тут творятся без моего ведома, — подумал Франклин. — Придется сходить к лагуне. Если не слишком жарко и если ты без груза, нет никакого смысла ехать на машине — тут же два шага».
Пока Франклин добрался до нового восточного пирса, он несколько раз успел пожалеть о своем решении. То ли Герои вырос, то ли годы дают о себе знать… Он сел на опрокинутый ялик и посмотрел в море. Несмотря на прилив, было ясно видно кромку рифа и время от времени два облачка в воздухе над огороженным загоном: влажный выдох двух косаток. А вон и маленькая лодка с человеком, только издали не разобрать кто — доктор Люндквист или кто-нибудь из его помощников.
Франклин подождал несколько минут, потом вызвал по телефону лодку. Добравшись до загона (сам доплыл бы быстрее), он впервые увидел Аттилу и Чингисхана.
Косатки были чуть поменьше тридцати футов в длину. Когда подошла лодка, обе высунулись из воды, и на Франклина уставились огромные умные глаза. Странная поза и эти белые «манишки» вызвали у него оторопь, точно он видел перед собой не животных, а существа, которые превзошли человека в развитии. Он, конечно, понимал, что это не так и что перед ним самые жестокие убийцы, каких знает море.
А впрочем, нет, не самые жестокие — косатки на втором месте…
Киты, как будто удовлетворенные результатом осмотра, нырнули. Только теперь Франклин увидел Люндквиста — ученый шел на глубине около тридцати футов на торпеде с множеством приборов. Очевидно, ему что-то помешало, потому что он быстро поднялся к поверхности и сдвинул маску с лица.
— А, доброе утро, мистер Франклин. Я не ждал вас сегодня. Что вы скажете о моих учениках?
— Замечательно. А как успеваемость?
— Все в порядке, у них блестящие способности! Они умнее дельфинов. И очень привязчивы. Берусь обучить их чему угодно. Захочу совершить идеальное убийство, достаточно сказать им, что вы — тюлень на льдине. Через две секунды лодка будет опрокинута.
— В таком случае лучше продолжим нашу беседу на берегу. Вы уже закончили свою работу?
— Такую работу никогда нельзя считать доведенной до конца, но это не важно. Я пойду на торпеде, не стоит перегружать лодку.
Ученый развернул свою металлическую рыбу носом к острову и с места дал полный ход, оставив ялик позади. Обе косатки немедленно ринулись вдогонку; высокие спинные плавники рассекали воду, оставляя пенную кильватерную струю. Вот так пятнашки, подумал Франклин, не слишком ли опасно? Но ему не довелось узнать, что будет, когда косатки догонят человека: Люндквист проскочил над проволочной изгородью, которая чуть-чуть не доходила до поверхности, и преследователи круто свернули в сторону, разметав облако брызг.
Всю дорогу обратно Франклин был задумчив. Сколько лет он знает Люндквиста, а сегодня словно впервые увидел его по-настоящему. Он привык, что это очень одаренный, даже блестящий ученый, а теперь вдруг оказалось, что он еще наделен недюжинной энергией и отвагой. Но ни то ни другое его не
