— Мы их везде достанем, дядюшка. Даже в Галлии — и особенно в Галлии!
— Неужели принц Варг окажется настолько безрассуден, что с ними сызнова соединится?!
— Не знаю, дядюшка, не знаю… Но если принц опять поддастся козням Аты, с ним то же самое случится…
— Что с экранопланом?
— Да. Гнев богов, я полагаю, будет столь велик, что их огонь священный изничтожит всякого, кто возымеет глупость — или несчастье — оказаться вблизи еретиков.
— Дьявол!.. Но с ним же дочь моя!
— Об этом раньше надо было думать, дядя.
— Софи, прошу, молю вас, поклянитесь, что ничего не сделаете с ним… с ними… без моего участия!
— А вы, дражайший дядя, поклянитесь, что ничего не сотворите за моей спиной, о чем потом жалеть придется!
— Вы страшная женщина, Софи! А я ведь просто так зашел, поздравить с назначением и чином…
— Так вы клянетесь, дядя?
— Вот вам: клянусь! Тому порукой кровь Фортуната, что в жилах течет моих!
— Хорошо. И я клянусь, поскольку в моих жилах крови Основателя ничуть не меньше, нежели в ваших.
— И все-таки мы с вами par nobile fratrum[43], милая Софи.
— Дражайший дядюшка, прощайте. И заходите снова: беседы с вами поднимают мне настроение.
— Знаете, и мне. Правда, не сразу. Прощайте, дражайшая племянница, — и да хранят вас боги!
— И вас, дражайший дядюшка.
Часть вторая. МЯТЕЖ
Глава десятая,
в которой принц Нарбоннский встречает живых покойников, а затем выбирает между ними и собственным отцом
Отшумела утренняя охота. Принц Варг в сопровождении девяти молодых рыцарей, составлявших его обычную свиту, возвращался домой, в Нарбонну. Нынче охота выдалась удачной: принц собственноручно подстрелил из лука пятерых куропаток, а еще одну принес ему верный сокол. Не остались без трофеев и его друзья, среди которых первое место занимал отважный оруженосец рыцарь Ромуальд.
Несмотря на столь впечатляющие победы над лесной живностью, ехать в город никому не хотелось. С недавних пор Нарбонна перестала казаться этим людям родным домом. Молодые рыцари всецело разделяли убеждения своего принца — однако заявлять их в открытую не имело никакого смысла; сверх того, в наступившие времена за такие взгляды можно было запросто поплатиться жизнью. Обо всем же прочем, к чему могла лежать душа утренних охотников, уже поговорили, и потому принц со спутниками ехали молча, каждый наедине со своими мыслями.
День уродился теплым и ясным; весенняя распутица в такой день не раздражала; молодая поросль с могучих лиственниц жадно тянулась к солнцу, наслаждаясь светом и теплом; предвкушение расцвета благой весны витало в пока еще студеном воздухе. Широкой грудью Варг вдыхал чистые лесные ароматы и думал, сколь же стоек древний лес в своем вековечном желании просто наслаждаться жизнью; о, как мечтал он, Варг, уподобиться этому дремучему лесу, истинному другу с детства, в чьих объятиях только и можно было чувствовать себя свободным.
Он нарочно ехал медленно, чтобы опоздать к завтраку; кусок застревает в горле, когда видишь эти лица, когда-то такие родные, а нынче — личины отступников, маски врагов. Никакой голод не заставит истинного воина подбирать крохи со стола неприятеля. К тому же потом будет обед — а обедают с недавних пор все отдельно. Впрочем, вспомнил Варг, до обеда назначен суд; на суд неправый тот также неплохо было бы опоздать…
Внезапно чуткий слух его приметил приглушенные голоса вдали, какую-то возню, шум и треск ломающихся веток. Медведь? Но кто может травить медведя в этом лесу в столь неурочный час?! Нет, не медведь — так кто же?
Любопытство взыграло в душе юноши: появился повод испытать какое-нибудь приключение, которое наверняка отсрочит возвращение в Нарбонну. Принц пришпорил коня и поскакал на шум; свита устремилась за ним.
Он выехал на поляну и застал удивительное зрелище. Ватага грязных босяков, по всему видать, разбойников, привязывала к огромному дубу двоих человек. Собственно, это-то как раз не удивило Варга, потому что для того разбойники и существуют, чтобы заниматься подобным промыслом. Удивительное заключалось в другом: жертвы нападения никак не походили на заезжих негоциантов или, на худой конец, состоятельных крестьян. Это были такие же босяки, как и сами лесные братья, к тому же низкорослые, худые — одна кожа да кости, — в рваном тряпье, с засаленными растрепанными волосами.
Заслышав цокот копыт, лесные братья бросили свое занятие. Бежать им стало несподручно — далеко ли убежишь от этих грозных рыцарей с мечами и луками, что горделиво восседают на верных скакунах?!
— Так, так, Бальд Заячья Нога, — с усмешкой проговорил Варг, натягивая поводья, — наконец-то мы с тобою встретились!
Разбойничий вожак, чью личность признал Варг, сорвал с головы дырявую ушанку и в пояс поклонился принцу.
— Господин мой, и я тебя рад видеть.
— С чего бы радоваться тебе, Заячья Нога? Я прикажу тебя повесить.
— Повесить?! Да за что же это, добрый господин мой принц? Неужто я тебя прогневал?
Могучий принц расхохотался наглости разбойника и указал мечом на дерево и пленников Бальда.
— Да вот за них тебя я и повешу, — коротко пояснил он.
— Да вот за них, — передразнил принца Бальд, — тебе бы следовало меня вознаградить! Ну это если правда, что люди про тебя толкуют.
Заинтригованный Варг опустил руку с мечом и спросил:
— А что толкуют про меня?
— А то, мой добрый господин, что ты остался верен истинным богам, и что чудовищ аморейских презираешь, и что когда ты станешь герцогом, отеческие боги возвратятся к нам, а амореи лживые отсюда уберутся, раз и навсегда! — вымолвил один из разбойников, по виду жрец-расстрига.
Варг нахмурился; с недавних пор он стал очень недоверчив. Кто знает, нет ли среди лесного сброда подсылов аморейских?
— Ты мне зубы не заговаривай, — сурово произнес он, обращаясь к вожаку. — Живо отвязывай тех двоих, а сам убирайся с моих глаз; радуйся, что я сегодня добрый. Ну, живо, Заячья Нога!
— А-а! — разочарованно протянул вожак. — Стало быть, враки то были про тебя, коли ты велишь отвязать проклятых амореев!
Принц опешил, а затем расхохотался снова.
