поцеловаться с Грейс за мусорными баками.
Однако смеются далеко не все. Бобби Джеймс обжимается с Марджи. Им бы отдельная комната не помешала. Лысый малыш Джим Джардин тоже не смеется, но это потому, что он наблюдает за тем, как они обжимаются, причем с таким видом, будто сам, того и гляди чего-нибудь трахнет. Надеюсь, это будет почтовый ящик, а не кто-нибудь из детей. Трахнуть почтовый ящик — федеральное преступление. Не смеется и Джеффри Гарри со стрижкой под бобрик, ну и хрен с ним, с педрилой. За исключением вышеперечисленных, все остальные, а именно: Грейс, Холи Хэллоуэлл (никаких сисек даже в проекте), Хизер Хеннесси (средней величины, многого не пожалел бы, чтобы взглянуть) и Козюлька Джонс — смеются. Даже ребята из другой команды подтягиваются к почтовому ящику, чтобы послушать, что? я несу, вместо того чтобы искать Гарри. Отсюда мне видно, как он летит на веранду через перила, затем вскакивает с быстротой полицейской ищейки, озирается и вновь исчезает из виду.
— А вот по поводу магазинов «Всё по доллару»? — вслух задаюсь я вопросом. — Куда, спрашивается, делись все центовки[25]? Все та же байда. Просто они подумали и решили, что оставшиеся девяносто пять центов им тоже не лишние. Если уж они столько дерут с меня за ракетку для настольного тенниса или за мячик на резинке, то, бля, даешь тогда ракетку из настоящего кедра, а то и из дуба. Правильно говорю?
— Нет, неправильно, Тухи-недоумок, — говорит Джеффри. — Эту шутку на прошлой неделе выдал Эдди Мерфи в «Субботнем вечере».
— Кто привел сюда этого тормоза? — спрашиваю я. — Джеффри, где твой хоккейный шлем? Ты же должен его всегда носить, а не только когда ездишь в желтом школьном автобусе.
Все смеются. У Джеффри аж пар валит из пустой башки. Грейс пышет сигаретным дымом. Бобби Джеймс тискается с Марджи. Джим Джардин на них пялится. Гарри забирается на веранду уже ближе к нам. Мой член ликует и скачет. Поздний вечер на улице Святого Патрика. Полоски света от экранов телевизоров бормочут что-то невнятное, заглушая писк вьющейся вокруг них мошкары. Родители сидят на верандах, потягивают пиво и курят. В вечерней прохладе девчонки поливают газоны из шлангов. Автомагнитолы на Ав громко плюются дурацкой музыкой вроде «Джорни» или «Стикс». Гомон мужских голосов и звон бутылок несется из открытой (все лето напролет) боковой двери бара «У Пола Донохью». На подоконнике у Тухи Сесилия красит Сес ногти. Лампочки, горящие в окнах вторых этажей, будто гаснут, когда их заслоняют черные силуэты. Оконные стекла мерцают бледно-розовым, подсвеченные экранами телевизоров. На верандах, сквозь шипение радиоприемников, Гарри Калас и Ричи Эшберн комментируют баскетбольный матч. Где-то кричат, где-то смеются. Звонит телефон. Слышно, как вскрывают пивные банки и как давят ногой уже пустые. Ветер играет прозрачными занавесками, и те, словно призраки тощих девчонок в длинных летних платьях, реют над распахнутыми окнами. Из открытой двери бара и еще из нескольких домов доносятся громкие одобрительные возгласы — значит, у «Филз» в игре случился удачный момент.
— До чего здорово, что в восьмом классе телки начинают брить ноги, — говорю я. — Жду не дождусь, когда наконец можно будет вернуться в школу и поглядеть на их ножки в синих гольфах и клетчатых юбках. По тому, как девчонка носит гольфы, можно сразу сказать, целуется она с языком взасос или нет. Ага. Не знали? Избегайте таких крошек, которые натягивают их себе аж на колени. От этих ничего не дождешься: они скорей розарий читать будут, чем дадут себя полапать. Девчонка, которая натягивает гольфы по самое «не хочу», уже на полпути в монастырь. Нет, нам нужны девочки, которые спускают гольфы до лодыжек. С этими есть чего ловить. Может, у них нелады с родителями, а может, просто любят повыпендриваться. Так или иначе, здесь вам зеленый свет. С такими можно сосаться хоть до второго пришествия.
Веранда забита взрослыми, среди них Гарри — в руках у него высокий бокал с холодным чаем, из которого торчит зонтик для коктейлей. Все покатываются со смеху.
— Вон он! — кричит кто-то. — Лови его!
Преследователи все вдесятером начинают охоту на Гарри, а он ставит стакан на поднос и несется к нам как угорелый, чтобы всех освободить. Это будет стремительный проход — один против десяти — по улице Святого Патрика. А теперь перейдем к прямому репортажу с места событий.
Карран обегает Иоанна Крестителя и перепрыгивает через табличку «Мондейл-Ферраро». Проносится мимо Франциска Ассизского — ого, он даже успевает потрепать птичку, сидящую у того на плече. Перемахивает через другую табличку «Мондейл-Ферраро», заключает в объятья святую Деву Гваделупскую и преодолевает еще одну табличку «Мондейл-Ферраро». Карран на пути к мировому рекорду по прыжкам через щиты с лозунгами безнадежно провальной партии демократов с дополнительным препятствием в виде мертвых лысых каменных святых в длинных одеждах. Карран рвется к бреши, образовавшейся в рядах его преследователей. Но что это? Он замечает старенькую миссис Шэппел, которая с трудом поднимается по ступенькам к веранде своего дома с корзинкой, набитой покупками. Карран переходит с бега на быстрый шаг. О нет. Он собирается помочь миссис Шэппел затащить кошачью еду вверх по ступенькам, в гробу он видал мировой рекорд, не говоря уже о своем закадычном друге Генри Тухи, который только того и ждет, чтобы можно было опять пососаться с Грейс. Карран вырывает продукты из рук у миссис Шэппел. Она глядит на него, как черепаха после дюжины рюмок. Карран бежит вверх по ступенькам, но спотыкается. Корзинка вылетает у него из рук. Банки с кошачьей едой летят во все стороны. Он пытается их собрать. Оглядывается. Преследователи закрывают брешь. Ого, Карран опять бросается бежать. Пробегая мимо миссис Шэппел, он на ходу обещает ей, что сам потом все соберет. Но та все равно ничего не понимает. Ее ограбили? Ударило молнией? Мимо проносятся еще десять человек, и ей с трудом удается устоять на ногах.
Двадцать пять футов до тюрьмы, пятнадцать футов. Томми Макрей идет на перехват — нет, не успел. Десять футов. Давай, Гарри, жми. Мне нужно еще попрактиковаться с поцелуями. Пять футов. Уже совсем близко. Ну, чуть-чуть! Бам! Свобода! Йиихаа! Я срываюсь с места и бегу прямо к мусорке, но не слышу, чтобы кто-то побежал вслед за мной, и останавливаюсь. Где Грейс? Что за херня?
Все по-прежнему стоят у почтового ящика. Раздраженный, я возвращаюсь на место и вижу Билли Бурка и Кристиана Крампа, двух стриженных под ежик придурков из футбольной команды старшеклассников, и с ними Ральфа Куни и Джеральда Уилсона. Бурк в толстовке «Сиксерз», Крамп — в футболке «Темпл Аулз» без рукавов. Похоже, все четверо под мухой, и действительно, подойдя к ним, я чувствую, как от них разит скотчем и шнапсом.
— Притормози, Тухи, — говорит Бурк, а на лице улыбочка как у ковбоя Мальборо. — А ничего так бегаешь. Прям хоть в следующем году в футбольную команду записывайся.
— Что, не хватает мальчика на побегушках?
Они смеются, а мы, те, что помладше, только стоим и помалкиваем.
— Грейс Макклейн, — говорит Бурк, — твое место не здесь, а в Тэк-парке, вместе с остальными. Тебе что, разве еще нет пятнадцати? — спрашивает он, оглядывая ее с ног до головы.
— Мне четырнадцать. Просто выгляжу на пятнадцать, — улыбается Грейс ему в ответ. У нее слабость ко всяким придуркам постарше, и это меня в ней бесит. — А что, там сегодня что-нибудь намечается? Что- нибудь стоящее? — интересуется она и знай себе надувает и лопает пузырь за пузырем из жвачки, которую я сам пробовал на вкус всего каких-нибудь пять минут назад. И каждый хлопок отдается во мне пощечиной.
— Да, может пригрести пара придурков из Фиштауна, — говорит Бурк. — Мы пришли узнать, собирается ли Генри со своими нам помочь. У нас там четверть кега пива. Ну, что скажешь, Генри-малыш?
— Не могу, — отвечаю я. — Сначала должен кое-какую хрень доделать. Потом домой.
Старшие смеются. Ральф чуть слышно обзывает меня ссыкуном.
— Генри. — Грейс раздраженно поворачивается ко мне. Она не может поверить, что я спасовал, не выдержал проверки. — Говорят же тебе, ты там нужен. Пойдешь ведь, верно?
— Нет, не пойду, — спокойно, но со злостью отвечаю ей я.
— Я понимаю тебя, Генри, — говорит Бурк, лыбясь до ушей. — Будь я в твоем возрасте, я бы тоже, глядишь, испугался. Оставайтесь, детишки, не ходите с нами. Пойдем, Грейс. Мы передадим Стивену привет от тебя, Генри.
— Да уж, непременно, Билли, — говорю я ему и добавляю
— О чем речь, дорогуша. От вас, от Тухи, нам и одного Стивена за глаза хватит. Может, кого бутылкой
